А.Н.Голомолзин. Записки по отечественной истори

Кяхта в истории торговли и предпринимательства

Европы торг и торг азийский
Иркутском, Кяхтою полны.
А.С.Пушкин

Троицкая крепость, выросшая со временем в город Троицкосавск, была заложена в 1727 году русскими казаками на Троицу.  «Строителем и остерегателем Троицкой Крепостцы, Святой церкви и торговой слободы (Кяхты), прудов и всего протчего и начальником над служилыми людьми» инструкцией графа Саввы Владиславовича был определен капитан Федор Княгинкин, а его помощником – селенгинский дворянин Алексей Третьяков. Первое оседлое население наряду с казаками составили до ста семей переселенцев, по некоторым данным из Московской и Архангельской земель. Первоначально торговля развивалась двумя путями: казённые караваны с товарами, периодически снаряжаемые в Китай, и ведущаяся на постоянной основе торговля на границе – в русской торговой слободе Кяхте и соседней с ней через границу китайской слободе Маймачене.

Существовал целый ряд обстоятельств, сопровождавших развитие этих торгово-экономических отношений. Они менялись на разных исторических этапах. Некоторые из них способствовали продвижению дел, другие - приводили их в упадок.

Сав­ва Ра­гузинс­кий, что­бы развить «всегдашний торг» в да­леком и без­людном крае, рас­по­рядил­ся: «Ког­да сло­бода, ан­ба­ры, лав­ки и про­чее пост­ро­ено бу­дет[8], куп­цам от­дать в на­ем по уме­рен­ной це­не и в том го­сударс­твен­ный ин­те­рес ум­но­жить». Императрица Екатерина II, Указом oт 1762 года, повелела прекратить отправление всех казенных караванов в Китай из-за их неэффективности, и оставила на Кяхте всю торговлю только частным людям. Купеческая торговля начала процветать.

В типично купеческих городах Сибири экономически активная часть купечества занимала особое положение, играя ведущую роль практически во всех сферах жизни и считая себя "преполезной частью" местного общества, хозяевами своих городов, - писал А.А.Жиров. Кяхта в силу своей уникальности была не просто "типично купеческой", она и возникла как предполагаемый будущий торговый центр. Не случайно томские купцы, в каждом из которых "чувствовались самостоятельность, сознание собственного достоинства", "жили и говорили свободнее, чем в Петербурге", отзывались об иркутских почтительно ("совсем европейцы"), о кяхтинцах же с особым значением: "а про Кяхту и говорить не приходится, там купцы-англичане. Кяхтинцы имели вид европейцев, одевались по моде,… правильной речью и общительностью они не отличались от среднего интеллигента".

Всё было организовано по большому, по кяхтинскому счёту. В Кяхте городом управлял «Совет старшин торгующего на Кяхте купечества», который руководил торговлей, взимал налоги за чайное место, что давало хорошие деньги, и распределял их на торговые и городские нужды,- восхищался историей города В.Распутин. В 1808-1809 г.г. в Кяхте торговали 60 "первостатейных" купцов, их комиссионеров и приказчиков, представлявших 16 городов России. По удельному весу купечества Кяхта была самым торгующим городом не только Сибири, но и России. В 1860-е г.г. в Кяхте - Троицкосавске на 5430 человек, проживающих в 960 домах, было 276 купцов и 165 торговых лавок. Вследствие конкуренции торговля развивалась огромными темпами. За чуть более полувека торговый оборот увеличился в 8 раз (!). В 1802 году привезено было байхового и кирпичного чая около 50 тысяч пудов; в 1820 году – около 120 тысяч пудов; в 1860 году около 400 тысяч пудов, - читаем мы в книге З. Вольского «Вся Сибирь». Фамилии Немчиновых, Лушниковых, Собашниковых, Молчановых, Игумновых, Коковиных, Корнаковых, Пахолковых, Щевелевых, Осокиных и многих других были известны не только в Сибири, но и в России и за рубежом. А купец и промышленник А.Я.Немчинов был самым богатым в Сибири в XIX веке.

Первоначально торговля должна была вестись только как меновая. Это создавало не только массу проблем самим торгующим, но и проблемы для таможенных органов, ввиду сложности учёта и контрабанды. Постепенно основу обмена стали составлять близкие к «всеобщему эквиваленту» изделия из золота и серебра, которые стали постоянно использоваться в сделках. Только в 1854 г. меновая торговля была отменена и перешли на расчеты наличными. Решение, безусловно, необходимое, но запоздалое более чем на 100 лет (?!).

Одной из проблем для «всегдашнего торга» были ценовые сговоры. Китайское правительство, поначалу, предписало своим купцам уславли­ваться между собою ежедневно по высоким ценам на свои товары. Русские купцы отреагировали аналогично, а с 1800 года этот порядок сделался для них уже обязательным, утвержденным высочайшей инструкцией. Китайцы скоро поняли нелепость своей инструкции и понемногу заменили в делах торговли первоначаль­ные свои положения биржевыми (!) соображениями[9]. Но русские обязаны уже были строго держаться данной им инструкции.

Ситуация стала меняться, когда Уложением Николая I от 1845 года был установлен запрет на ограничивающие конкуренцию соглашения. Наказание за нарушение правил конкуренции варьировалось от денежных штрафов до трёхлетнего тюремного срока. Развивая промышленность и торговлю, Россия первой в мире внедрила принципиально новые и очень важные нормы антимонопольного законодательства. Следует подчеркнуть, что сделано это было почти на полвека раньше, чем в США были приняты антитрестовские законы Шермана и Клейтона, ставшие позднее образцом для подражания всего мира. Американские законы эти не просто были приняты, а прошли более чем вековую практику активного применения. Мы же, хотя нужные законы приняли раньше, но потом их благополучно забыли. И лишь в конце XX – начале XXI века мы начали прилежно учиться на зарубежном опыте. Затем, как и в прежние годы, быстро пройдя период ученичества, мы стали активно применять эти нормы в своей стране. При этом мы поддерживаем конструктивный международный диалог, как на двусторонней, так и на многосторонней основе, а прагматичность, профессионализм и взаимное уважение способствуют достижению необходимого результата.

В 1869 году открыли Суэцкий канал. Принято считать, что именно он "похоронил" Кяхту. Но очередным ударом по кяхтинской торговле (но не по торговле чаем в целом^[10]) стало строительство Транссибирского железного пути. "Когда он [Транссиб] был закончен, - писал в своих воспоминаниях знаменитый геолог В.А. Обручев, - чай из Южного Китая повезли на пароходах во Владивосток и оттуда по железной дороге через Сибирь. Его перестали возить через Монголию, и Кяхта начала хиреть".

Д.И. Стахеев писал: «Обстоятельства, вызвавшие упадок кяхтинской торговли, наступили не вдруг и вырастали в продолжение многих лет, но торговый люд не замечал этого; начальство тоже не отличалось достаточной прозорливостью относительно предстоявшей для Кяхты опасности». А вот слова мест­ного ку­пца И.А. Носкова[11], сказанные ещё в се­реди­не XIX ве­ка: «Без вся­кого пре­уве­личе­ния мож­но ска­зать, что, ес­ли бы русс­кая тор­говля про­из­во­дилась все это вре­мя внут­ри са­мого Ки­тая, — ее бы не уст­ра­шило никакое со­пер­ни­чест­во. Имея 200 лет неп­ре­рыв­ных сно­шений, мы те­перь толь­ко долж­ны на­чинать с ним меж­ду­народ­ную тор­говлю, меж­ду тем как дру­гие ев­ро­пей­цы, хо­тя не­дав­но на­чали ее, но вод­во­рились уже внут­ри самого Ки­тая и по­тому всег­да бу­дут впе­реди нас». Выражаясь современным языком, – концепция «единого экспортно-импортного канала» устарела, от неё нужно было отказываться и переходить к либерализации внешней торговли.

Эксклюзивное право на экспорт-импорт, локализованное в одном месте на границе между двумя государствами, было действенным, пока другие страны не стали активно входить на китайский рынок. В результате двух «опиумных» войн в 1856-1860 г.г. Англия и Франция добились значительных торговых льгот при торговле с Китаем (расширение количества портов для торговли, свобода перемещения внутри страны, пятипроцентная пошлина на все товары). Россия стала неумолимо терять рынок вопреки всем имеющимся предпосылкам и конкурентными преимуществам. Ведь, как писал А.А. Жиров, сибиряки, оседавшие в Кяхте, имели не только большие капиталы, но и широкий кругозор, а некоторые и почти энциклопедические знания о соседней стране. Кяхта отличалась просвещенностью жителей, которую напрямую можно связывать с ее положением на границе нескольких культур: европейской, русской, бурятской, китайской и монгольской.

В Иволгинском дацане. Республика Бурятия, 2011 год.

Общественно-культурная жизнь Кяхты

Огромное влияние на жизнь города Кяхты и Сибири в целом оказали декабристы. Здесь бывали, а также участвовали в общественной жизни города декабристы Н.А. и М.А. Бестужевы, К.П. Торсон, Д.И. Завалишин, В.К. Кюхельбекер, В.Л. Давыдов, И.И. Горбачевский, И.И. Пущин, С.П. Трубецкой и С.Г. Волконский с семьями. «Это были всё люди, принадлежащие истории, это были люди, составлявшие некогда цвет лучшего общества и знати – не этой вялой, раболепной знати, но свободной, самостоятельной, пошедшей смело за свои, хотя и пересоленные идеи в Сибирь, и не потерявшей бодрость духа и гордость свою, хотя имена их были опозорены, смешаны с грязью, а шпаги изломаны руками палача. Вина их в том, что идея их явилась преждевременно… В России новых идей вообще не любят, и только царям подобает их провозглашать, а другим за это стягивают шею или срывают голову», - писал в своём дневнике инженер - строитель Кругобайкальской железной дороги, писатель и поэт А.И. Штукенберг. Позднее важную просветительскую роль сыграли также ссыльные, в том числе народовольцы И.И. Попов, Н.А. Чарушин.

Градоначальник А.И. Деспот-Зенович известен не только тем, что добился для города первого в России статуса самоуправляемого. Он ещё преподавал в училище города, участвовал в издании газеты «Кяхтинский листок». Им также в 1860 году была открыта первая публичная библиотека с блестящим подбором литературы. Город находился на передовом уровне науки и образования. В фонде редких книг Кяхтинского краеведческого музея хранится более 30000 книг XVIII-XX вв., лучшая в Европе библиотека китайских манускриптов. Первым правителем дел музея был Ю.Д. Талько-Грынцевич, основоположник отечественной гуннской (хуннской) археологии, а также автор работ о "семейских" - забайкальских старообрядцах. Достижения и труды великих путешественников способствовали созданию не имеющей себе равных отечественной школы востоковедения. В Кяхте начинались и заканчивались путешествия знаменитых исследователей Азии - Н.М. Пржевальского, Г.Н. и А.В. Потаниных, Д.А. Клеменца, П.К.Козлова, Н.М.Ядринцева, Г.Ц. Цыбикова, В.А. Обручева и др. Экспедиции эти были профинансированы во многом на средства сибирского купечества[12].   

Кяхтинские купцы – меценаты понимали, что знания – ключ к успеху в любых начинаниях. Преимущественно на их средства и при их поддержке были созданы с десяток учебных заведений. Как результат - самый высокий уровень образования в России. По доле образованных людей в общем числе проживающих, город намного опережал другие города страны, в том числе, столичный Санкт-Петербург.

Уровень преподавателей и преподавания в кяхтинских учебных заведениях был необычайно высок. По учебнику китайской грамматики главы русской духовной миссии в Пекине Н.Я. Бичурина (в монашестве Иакинфа) велось преподавание китайского языка как в учреждённом им в 1831 году кяхтинском училище, так и на восточных факультетах Казанского и Петербургского университетов. Д.П. Давыдов, который начинал в своё время учительствовать в Троицкосавске, является автором стихотворения «Думы беглеца на Байкале», известного как народная песнь «Славное море, священный Байкал». В реальном училище города преподавал И.В. Щеглов, известный впоследствии сибирский историк.

Из Кяхты вышли фамилии Боткиных, Сабашниковых, Белоголового, и других, послуживших России своими великими достижениями. Здесь воевал в гражданскую войну, а позднее служил будущий дважды Герой Советского Союза и командующий парадом Победы маршал К.К.Рокоссовский. Здесь вырос основатель отечественной агрохимии герой социалистического труда академик Д.Н. Прянишников, здесь в школе учился будущий дважды герой Советского союза летчик-космонавт Н.Н.Рукавишников.

Н.К. Рерих бывал в 1926 году в Троицкосавске, направляясь в экспедицию на Тибет. Он не понаслышке знал о высочайшем уровне образованности в городе, который стал забываться в веках. Увы, и сегодня актуальны его горькие слова: «Срам стране, где учителя пребывают в бедности и нищете. Стыд тем, кто знает, что детей их учит бедствующий человек. Не только срам народу, который не заботится об учителях будущего поколения, но знак невежества. Можно ли поручать детей человеку удручённому?.. Можно ли не знать, что дух подавленный не вызовет восторга? Можно ли считать Учительство ничтожным занятием? Можно ли ждать от детей просветления духа, если школа будет местом принуждения и обиды?.. Народ, забыв Учителя, забыл своё будущее».

Насыщенная общественно-культурная жизнь города Кяхты - Троицко-савска была предопределена личностью её отца-основателя Саввы Лукича Владиславича-Рагузинского. Видный государственный деятель не только на дипломатическом поприще, но и во внутренней экономической политике. Он занимался разработкой бюджета, реформой системы денежного обращения и налоговой системы. Хорошо владевший пером и иностранными языками, Савва Владиславич-Рагузинский перевел на русский язык труд далматинского аббата Мавро Орбина "Славянское царство". Русская версия книги получила широкое распространение на славянском юге, оживляя осознание родства и единства восточных, западных и южных славян. Савва Владиславич одним из первых поставил так называемый «восточный вопрос», бывший на протяжении двух веков одним из важнейших в европейской политике.

Савва Владиславич, находясь на русской государевой службе, никогда не забывал о своей родине. Он настоял на отправке выпускников Академии учителями в Сербию. С его подачи русский царь отправил в двадцать сербских церквей 400 букварей, 100 грамматик латинских и славянских, а также учителей, которым платили по 300 рублей ежемесячно. Во многих сербских монастырях и поныне хранятся церковная утварь и книги, присланные из России, в том числе непосредственно Саввой, как при его жизни, так и после смерти, в соответствии с завещанием.

Добрую память на века оставил по себе Савва и в основанных им городе Троицкосавске и соседней торговой слободе Кяхте. Здесь им были заложены несколько деревянных церквей. Позднее на их месте были возведены каменные церкви – архитектурные шедевры, построенные одними из лучших архитекторов того времени. Их великолепие и внутреннее убранство должны были свидетельствовать как о величии дел, процветании торговли, так и о духовной устремлённости. В 1812 г. состоялась закладка величественного Троицкого собора, он сооружался на месте старой деревянной церкви, которая была сооружена ещё Саввой Владиславичем-Рагузинским в честь святого Саввы Сербского, передавая эстафету духовности, проходящую сквозь века.

Раньше купцы соперничали, кто лучше церковь выстроит, кто лучше ее украсит. Храмоздатель и русский хозяйст­венный мужик и купец — это почти синонимы. В XIX и в XX веках церкви продолжали строить, но с конца XIX века главное соперничество между именитыми родами пошло в том, кто больше для народа сделает. Было тут, чего греха таить, иногда и тщеславие. Перефразируя француз­ское «noblesse oblige» — знатность обязывает, в семье Рябушинских говорили: «богатство обязывает» (richesse oblige). Так и другие роды понимали, что подкладкой этого, хотя часто и несознаваемой, конечно, была твердая хри­стианская вера отцов и дедов.

Русский хозяин

Промышленник и банкир, а также автор ряда статей по религии, иконописи и купечеству В.П. Рябушинский писал, что средневековая католическая церковь считала большим грехом и запрещала давать деньги в рост. Правило это постоянно нарушалось, но организация кредита все-таки тормозилась. Кальвин и многие другие протестантские богословы стали на другую точку зрения и открыто разрешили брать проценты. Снятие клейма неблаговидности с банковской деятельности привело к значительному ее расширению, и вопрос о кредите встал на твердую и законную почву в протестантских государствах. Оттуда дух капитализма (в связи с отходом Римской церкви от ее прежней непримиримости по отношению к процентам) распространился по всему Западу, но с течением времени стал сильно меняться. Еще в XVI, а в Америке даже в XVIII и в начале XIX столетия западный «хозяин» чувствовал себя не абсолютным распорядителем своего богатства, а Божиим управителем. Очень мало от всего этого осталось в середине XIX века. Аскетизм заменился жаждой наслаждений; чувство ответственности перед Богом пропало; зато еще возросло преклонение перед богатством, и в таком виде, рука об руку с материализмом, дух капитализма проник в Россию. Там он встретил не пустое место, а исторический, веками складывавшийся тип «русского хозяина». 

Хозяин-православный в России отличается от кальвиниста, писал В.П. Рябушинский. Мирской аскетизм есть и у нас, но он не постоянный, а периодический, связанный с постами. Отношение к богатству тоже другое. Оно не считается греховным, но на бедность не смотрят как на доказательство неугодности Богу. Поэтому в России нет того сухого, презрительного отношения к беднякам, которое появилось на Западе после Реформации. Протестанты, конечно, предписывают благотворительность, но, организовав ее очень хорошо формально, они вынули из нее душу, осудив личную милостыню, столь дорогую и близкую русскому человеку. Что же касается сознания своего положения, лишь как Божьего доверенного по управлению собственностью, то оно было внедрено в православного еще прочнее, чем в пуританина. По отношению к больному вопросу Восточная Церковь держалась следующей практики: осуждая их принципиально, она фактически боролась лишь с ростовщичеством, не налагая огульных кар на всех взимателей процентов, и не прибегая к помощи мирской власти, как католическая церковь. Условия русской экономики особенно требовали такого отношения, ибо вся колонизация Севера шла на кредит. В связи с этим банкирский класс Северной Руси, новгородское боярство, пользовался почетом и большим политически влиянием; и Церковь отнюдь не причисляла его к числу отверженных.

С учетом столетнего опыта своей семьи и знания живой жизни В.П. Рябушинский утверждал, что для старых русских промышленно-купеческих фамилий характерными являются, во-первых, их крестьянское происхождение[13], а во-вторых, глубокая религиозность их основателей. Если нет купеческих родов из духовного звания, мещан, чиновников, дворян, однодворцев, а все именитые купцы у нас из мужиков, то, равным образом, все данные свидетельствуют о том, что родоначальники принадлежали как раз к тем деревенским семьям, которые отличались особенной ревностью к вере; немало среди них и старообрядцев. Купечество, в сущности не что иное, как торго­вые мужики, высший слой русских хозяйственных мужиков. Для хода вверх нужна была наличность двух последовательных талант­ливых поколений (отца и сыновей) и, конечно, Божие благосло­вение, теперь сказали бы удача, выгодная конъюнктура и дру­гие умные слова.

Возвращаясь к старине, отмечал В.П. Рябушинский, смягчающее влияние Православия на характер деловых отношений хотя и было большим в те времена, но осуществлялось оно не легко, а лишь путем упорной борьбы с человеческими слабостями. Сложна и полна противоречий природа русского человека, и «хозяин» не составляет в этом исключения. Классический его тип до сих пор сохраняется в лице хозяйственного великорусского мужика. Кто знает этого упорного стяжателя, прижимистого, твердого, настойчивого в труде, смекалистого, ловкого, часто очень одаренного, но одновременно обуянного большой духовной гордостью, тот поймет, что не всегда ему легко склонять свою умную, но упрямую и обуреваемую соблазнами голову перед заповедями Христа. Такими были и наши предки.

Духовные основы

В XIII веке для нас большое значение имеет деятельность Святителя Саввы Сербского, в миру - Ростислав (Растко). Он был сыном самодержца Сербии Стефана Немани и Анны, дочери греческого императора Романа. Из жития св. Саввы известно, что юный Растко тайно ушел на Святую гору Афон вместе с русским монахом. С русского монастыря святого Пантелеймона, и позднее, сербского Хилендарского монастыря, начался путь первого архиепископа Сербского. В 1219 году Савва составил Номоканон (Законоправило) или Кормчую Книгу, которую называют первым сербским, болгарским и русским гражданским и церковным кодексом. В Кормчей Книге отразилось духовно-правовое  наследие Византийской государственности, пришедшей в Москву-Третий Рим через Святого Савву Сербского. Именно в этой Книге, написанной на славянском языке, отражалась идея симфонии духовной и светской власти, в которой Сербское королевство просуществовало до Косовской битвы (1389). Вначале список Кормчей книги появился в Киеве (1270), затем – в Рязани (1284). Кормчая Книга была впервые напечатана в России в 1650 году, и затем многократно переиздавалась, оставаясь в качестве основ права Российской империи до 1917 года.

В XIII – XIV веках южные и западные славяне, родственные по языку и племенному единству, переживали рассвет духовной культуры. Поэтому Россия, благодаря связи с ними, никогда не была в полной изоляции от Запада. На Западе христианство распространялось из Рима. Один и тот же латинский язык и церковно, и культурно был общим для всего Запада, в то же время непосредственно связывая его с античностью. Россия политически жила отдельно от Византии, а церковно была от неё в зависимости. Греческий язык не стал на Руси богослужебным языком, русская Церковь стремилась к каноническому освобождению от греческой Церкви.

Конец XIV и начало XV века считается для древней Руси периодом накопления духовных сил. В это время изумительное развитие получила русская иконопись. Гениальные создания Рублёва, конечно, стоят в самой тесной связи с византийской иконописью, однако они свидетельствуют о развитии собственных творческих сил. Князь Н.С. Трубецкой характеризовал эти иконы, как «умозрения в красках». Иконопочитание было формой богомыслия, в котором эстетический момент тонул в «восхищении ума». Как говорил Г.В. Флоровский «русская икона с вещественной бесспорностью свидетельствует о сложности и глубине, о подлинном изяществе древнерусского духовного опыта».  

Икона и частица мощей Святого Саввы Сербского, подаренные потомками Саввы Владиславовича-Рагузинского. Город Кяхта, Успенская церковь, сентябрь 2013 года.

В России XV – XVII веков все идеологические споры, прямо или косвенно, были связаны с монастырями. В русском церковном сознании живую работу ума вызывали не общие принципы христианства (они незыблемы для церковных людей), а вопросы конкретного христианства, в личном и историческом его проявлении. При монастырях просвещались русские люди. В монастырях развивалось и окрепло иконописание; там же был центр исторических записей. Русские монастыри были средоточием духовной жизни древней России, они постоянно напоминали людям о той небесной правде, которая должна была быть изнутри соединена с миром. В монастырях, по народному убеждению, шла «истинная жизнь», и поэтому так любили русские люди «хождение по святым местам», к которым их тянула жажда приобщиться к «явленному» на земле Царству Божию. Русское иночество давало недосягаемые образцы духовной силы, чистоты сердца. Видение небесной правды и красоты вдохновляет к аскетизму, который у нас восходит не к отвержению мира, а зовёт нас к освобождению от плена миру.

В русском народном сознании излюблен образ «света». Не случайно праздник Пасхи, этого торжества света над тьмой получил исключительное место в богослужебной жизни русской Церкви. Восприятие мира в лучах пасхальных переживаний лежит в самом центре религиозного сознания. Учение о страшном суде является основной точкой религиозных и философских размышлений русских людей, охраняя их от смешения правды земной и правды небесной. Избегаются крайности смешения и разделения духовного и материального, божественного и земного начала. Всё, что могло бы дать хотя бы небольшой перевес материальному началу, воспринималось как огрубление духовного бытия. Отсюда, например, отказ от скульптуры в храме и, наоборот, духовная традиция иконописи. Точно так же толкуется противление инструментальной музыке в храме и постепенное развитие церковного пения.

В XVI веке с падением Византии впервые выдвигается идея особой миссии русского народа – учение о «святой Руси». Русская мысль твёрдо и уверенно признала третьим Римом Москву, ибо только в России и хранилась, по убеждению русских людей, в чистоте христианская вера. Теократическая тема христианства развивается в России не в смысле примата духовной власти над светской, как это случилось на Западе, а в сторону усвоения государственной властью священной миссии. Расхождения по вопросу об участии Церкви в делах Государства привели к расколу - старообрядчество принесло себя на алтарь священной мечты. Разрыв свершился в муках, но и открыл простор для философской мысли, исходящей из христианских принципов, но свободной в своём творчестве, в поиске истины. Одновременно начала проявляться и светская культура.

При Петре I произошло «обмирщение» государственной власти, для Церкви было установлено так называемое Синодальное управление. Несмотря на несогласие с этой реформой, церковные круги уже не оказали ей серьёзного сопротивления. Не освящение жизни, а её преображение, такой становилась новая перспектива в церковном сознании, которое в своих глубинах освобождает все творческие силы в человеке, но с охраной духовной целостности.

До второй половины XVIII века русская духовная культура очень близка по своему стилю к западному средневековью с его основной религиозной установкой. Общим фактом в истории философии (так было в Индии, в Греции, в средние века в Европе) является рождение философии, как самостоятельной и свободной формы духовного творчества, из недр религиозного мировоззрения. Философская мысль движется изначальными интуициями, которые, хотя и уходят своими корнями в религиозное миросозерцание, но несут в себе и свои собственные мотивы и вдохновения. В России были оба философских начала, - религиозное мировоззрение и свобода ума, - когда она, переболев татарское иго, а позднее (в начале XVII века) «смутное время», выходила на путь самостоятельного культурного действования.

По историческим меркам быстро оказывались на высоте современности, например, русские учёные (М.В. Ломоносов в средине XVIII века, Н.И. Лобачевский в первой трети XIX века и многие другие). В сфере литературы после нескольких десятилетий подражания Западу, через эпоху Г.Р. Державина, а потом В.А. Жуковского, приходит Пушкин, в котором русское творчество встало на собственный путь – не чуждаясь Запада, даже откликаясь на его жизнь, но уже связав себя в свободе и вдохновении с самыми глубинами русского духа, с русской «стихией», - писал В.В.Зеньковский. Обратимся к высказываниям современников А.С. Пушкина, - П.Я. Чаадаева и А.С. Грибоедова.

П.Я. Чаадаев – один из героев Бородинского сражения, друг Пушкина, которому поэт посвятил несколько своих стихотворений, всегда привлекал к себе большое внимание историков, публицистов, творческой интеллигенции. Правда, интерес к Чаадаеву связан обычно лишь с одной стороной в его творчестве, - с его скептицизмом в отношении к России в прошлом, как это выразилось в единственном из его «философических писем», напечатанных при жизни автора. Россия, по словам, П.Я. Чаадаева «заблудилась на земле». Отсюда его частые упрёки русским людям: «мы живём одним настоящим… без прошедшего и будущего», «мы ничего не восприняли из преемственных идей человеческого рода», «исторический опыт для нас не существует» и т.д. «Мы» - то есть, русский народ, – могли бы идти другим путём, но не захотели. Но, по сути, П.Я. Чаадаев того времени оказался лишь созвучен своей эпохе. Ведь такова была и духовная установка русского радикализма, обличения которого обращались к свободе русских людей выбирать лучшие пути жизни.

Только в 1935 году появились в печати неизвестные до того пять писем, которые раскрыли каково истинное отношение П.Я. Чаадаева к России, и каковы его подлинные религиозно-философские взгляды. В 1835 году в письме Н.И. Тургеневу П.Я. Чаадаев пишет: «Россия, если только она уразумеет своё призвание, должна взять на себя инициативу проведения всех великодушных мыслей, ибо она не имеет привязанностей, страстей, идей и интересов Европы». «Провидение сделало нас слишком великими, чтобы быть эгоистами, Оно поставило нас вне интересов национальностей, и поручило нам интересы человечества». «Мы призваны обучить Европу множеству вещей, которых ей не понять без этого. Придёт день, когда мы станем умственным средоточием Европы… Таков будет логический результат нашего долгого одиночества… наша вселенская миссия уже началась».

В 1837 году Чаадаев признаётся: «Я счастлив, что имею случай сделать признание: да было преувеличение в обвинительном акте, предъявленном великому народу (то есть, России)…, было преувеличение не воздать должного (Православной) Церкви, столь смиренной, иногда столь героической». Чаадаев писал о себе: «Я благодарение Богу, не богослов, не законник, я просто христианский философ». Он отдавал дань западной католической церкви, исходя всецело из историософских соображений и основываясь на её вкладе в историческое развитие западной цивилизации. Но при этом он никогда и не думал покидать Православия. В письме графу Sircour (1845 год) Чаадаев пишет: «Наша церковь по существу – церковь аскетическая, как ваша - социальная… это два полюса христианской сферы, вращающейся вокруг оси своей безусловной истины».

Об А.С. Грибоедове А.С. Пушкин говорил: «Это один из самых умных людей в России. Любопытно послушать его...», - и ещё: «Написать его биографию было бы делом его друзей, но замечательные люди уходят у нас, не оставив следа». А.С. Грибоедов был творчески многогранно одарён, являясь гениальным поэтом и замечательным музыкантом. Был блестяще образован, ещё до университета в совершенстве владел английским, французским, немецким. Успешно изучал итальянский, греческий и латынь, а служа на Востоке -  персидский, турецкий, арабский и древнегреческий.  Осуждал при этом «поврежденный класс полуевропейцев» его круга, кому кажутся дикими мелодии народных песен, их сердцам  эти  звуки  невнятны, народные наряды для них странны». Он говорил, что, не зная хотя бы столетней русской истории, можно делать выводы о том, что у нас господа и крестьяне происходят от двух различных племен, которые не успели еще перемешаться обычаями и нравами.

По воспоминаниям Ф.В. Булгарина, Грибоедов любил ходить в церковь: «Любезный друг! Только в храмах божиих собираются русские люди; думают и молятся по-русски. В русской церкви я - в  отечестве, в России! Меня приводит в умиление  мысль, что те же молитвы читаны были при Владимире, Дмитрии Донском, Мономахе, в Киеве, Новгороде, Москве, что то же пение одушевляло набожные души. Мы - русские только в церкви, а я хочу быть русским».

За литературой последовали другие формы искусства (театр, живопись, позднее музыка). XIX век окрылил философское дарование у русских людей. «Русская философия не теоцентрична (хотя в значительной части своих представителей глубоко и существенно религиозна), не космоцентрична (хотя вопросы натурфилософии очень рано привлекли к себе внимание русских философов), - она больше всего занята темой о человеке, о его судьбе и путях, о смысле и целях истории»,- писал В.В. Зеньковский.

Это не случайно и, очевидно, коренится в тех духовных установках, которые исходят из русского прошлого, от общенациональных особенностей «русской души». Особенностью русской философии является не только логика идей, но и ответы на запросы русской жизни - невозможность «разделять» теоретическую и практическую сферы,- подчёркивал В.В. Зеньковский.

Очень удачно выразил это Н.К. Михайловский, когда обращал внимание на своеобразие русского слова «правда». «Всякий раз, когда мне приходит в голову слово «правда», - писал он, - я не могу не восхищаться его поразительной красотой… Кажется только по-русски истина и справедливость называются одним и тем же словом и как бы сливаются в одно великое целое. Правда – в этом огромном смысле слова – всегда составляла цель моих исканий».

Русский философ Н.А. Бердяев писал: «Без традиции в исторической судьбе народа нет ни преемственности, ни смысла, и каковы бы ни были превратности исторической судьбы, вечные ценности прошлого неискоренимы – и к ним неизбежно возвращаются».

Уже не раз в нашей истории в трудную годину мы вспоминаем и памятные события, и славные имена тех, кто трудился и воевал, жил и творил во славу Отчизны. Эта живая история, и эта правда жизни интересны, глубоки и содержательны, они поучительны и побуждают нас действовать.

* * *
Что влечёт нас на Восток
Раз за разом? Это рок.
И мотаем новый срок
За веком век, за годом год.
И вскипает вновь и вновь,
Бьётся в жилах наша кровь.
Поле - степью, лес - тайгой.
Пой душа, прощай покой.
Наша сила, наша доля -
Память, вера, правда, воля.
Нету шире, чем Россия!
Жаль, Аляску упустили...

[10] С самого начала пуска Транссиба были введены прямые ставки – вся провозная плата, включая железнодорожный тариф и морской фрахт, уплачивались грузополучателями на станциях назначения. В начале XX века по этой железной дороге везли до 3 млн. пудов чая в год, что составляло около 10% от всех коммерческих грузов, перевозимых малой скоростью (см.: З. Вольский «Вся Сибирь»). История не учит - тема «сквозных» ставок последние годы постоянно является предметом безрезультатных обсуждений у транспортников страны. Интересно также, что вопросы развития как внутреннего, так и международного железнодорожного сообщения постоянно были в центре внимания купечества. Так, кяхтинский, потом московский купец М.Г. Орлов в своей «Записке о Сибирской железной дороге» предлагал выбрать направление от Н. Тагила не к Тюмени, а к Тобольску (см.: «Новые земли» и освоение Сибири в XVII—XIX вв.). Перед первой мировой войной кяхтинское купечество было готово строить на концессионных началах Трансмонгольскую железную дорогу, участвует в изысканиях (см.: Распутин В.Г. «Сибирь, Сибирь»), а московские купцы участвовали в обсуждении с чиновниками вариантов строительства Трансперсидской (из России через Персию в Индию) и североперсидской железной дороги (см.: Рябушинский В.П. «Московское купечество»).

[11]Кяхтинский первогильдеец И.А.Носков был автором целого ряда публикаций по экономической тематике.

[12] Из 236-ти семейств, входивших в купеческую элиту Сибири, представители 176-ти (75 %) делали взносы различной величины на нужды народного просвещения, развитие печатного дела, организацию музеев, библиотек, театров, проведение научно-исследовательских экспедиций и пр. (см. в кн.: «Новые земли» и освоение Сибири в XVII—XIX вв.).

[13] Строго говоря, сибирское купечество в целом, а также люди, составлявшие его верхние слои, имели различное социальное и региональное происхождение (см.: Краткая энциклопедия по истории купечества и коммерции Сибири), но выходцы из крестьянства, купечества и мещанства были наиболее существенными. В конце XVIII в. ряды сибирского купечества пополнялись также за счёт посадских и цеховых. Формирования купеческой элиты происходило и за счёт военных, мелких чиновников, духовенства и пр. Были случаи, когда купеческие свидетельства выбирали потомственные дворяне, решившие заняться предпринимательством (см.: «Новые земли» и освоение Сибири в XVII—XIX в.в.).