Люди и время. Галина Ивановна Варфоломеева

Галина Ивановна Варфоломеева приглашает земляков заняться поисками родовых корней.

Наверное, она имеет на это право, потому что сама прошла большой путь, и в итоге написала книгу «Двойная спираль». Почему двойная спираль? Галина Ивановна объясняет это так: двойная спираль – это основа жизни, поскольку молекулы ДНК и РНК, которые являются носителями и «исполнителями» генетических функций (транспортных, информационных и других), представляют собой именно двойную спираль. Двойная спираль является как бы связующим звеном между прошлым и настоящим, настоящим и будущим каждого человека.

Она осуществляет неразрывную связь между родителями и детьми, между предками и потомками. Образно говоря, прошлое не уходит от нас навсегда по линии времени, оно переплетается с настоящим и будущим нитями двойной спирали.

С книги мы и начали наш разговор. Оказывается, Галина Ивановна поначалу не собиралась писать эту книгу.

Галина Варфоломеева:

 – Да, книгу я писать не собиралась. История «Двойной спирали» и большого периода моей жизни началась из-за старшей сестры, которой долгое время не могли поставить диагноз, и однажды доктор предположил, что проблемы могут быть связаны с происхождением: подобные проявления болезни встречаются у жителей жарких тропических стран.

Поскольку в нашей семье была неизвестная и таинственная бабушка – мама отца, котораяумерла довольно молодой, я решила найти её «следы» в надежде помочь следующим поколениям избежать медицинских проблем. Начала с того, что написала запрос в Красноярский архив, чтобы выяснить, есть ли там какие-то документы. Я хотела понять, откуда бабушка родом, поначалу у меня была только эта цель. Попутно я задала вопросы о других родственниках. Оказывается, мы очень мало знали о своих предках. Мама о них кое-что рассказывала, а папа был человек закрытый, воспоминаниями почти не делился.Информация, которую я получила в ответ на запрос, во многом не совпадала с тем, что мы знали, она удивила и вызвала неподдельный интерес, поэтому я решила поехать в Красноярск для работы в архиве.

 – Ваша семья поддержала вас в этом решении?

– Конечно, все понимали, что моя поездка может раскрыть неизвестные страницы в истории нашей семьи. Муж с пониманием отнёсся к моим поискам, ему и самому было интересно. Он человек энциклопедических знаний, автор нескольких учебников по светотехнике, он пишет технические книги, гонорары отдаёт мне, а я на них издаю свои книги. Обе мои дочери – филологи с отличным знанием русского языка, они мне потом помогали в корректуре и редакторской правке первой книги, хотя я обладала врождённой грамотностью, а теперь уже и сама профессионально владею этими навыками.

– Не терпится узнать, как всё происходило, когда вы начали работать в архиве, какие у вас были ощущения и что, может быть, удивило?

 – Мне почему-то удивительно везло. Я приехала в Красноярск, и с первых дней мне пошли  навстречу: например, давали в день не по пять томов документов, как положено, а по десять, не на третий день, а на следующий.

Когда мне выдали первые документы, я была в страшной растерянности: читаешь и ничего не понимаешь в этих исповедных росписях. Чем больше я узнавала, тем больше понимала, как мало знаю. Помню, первая шутливая мысль, которая тогда пришла в голову: по сбору информации о населении страны православная церковь того времени превосходила советский КГБ. Представьте, в каждом приходе одновременно велось по пять-семь копий журналов «Исповедных росписей». Один журнал оставался в самом приходе, остальные рассылались по инстанциям. В четыредесятницу Великого поста всё православное население страны с грудными младенцами и седыми старцами было обязано прийти в церковь, чтобы исповедаться и причаститься. И отметиться. Вся информация заносилась в журнал. Если человек в это время по той или иной причине находился не в своём, а в другом приходе, он обязан был принести справку, что прошел процедуру в том приходе, и следили за этим очень строго. Конечно, много росписей было утеряно и уничтожено, но многое сохранилось.

 – Может быть, и информацию об исповеди записывали?

 – Возможно, бывало и такое, правда, в сельской местности с этим было проще. Но если человек не ходил на исповеди, он считался неблагонадёжным и попадал под гласный или негласный надзор. Всё население православной России было как бы «под колпаком». Это первое, что меня удивило. Я ничего раньше не знала о таких вещах.

Итак. В первый день работы с документами я сидела и ничего не понимала, читая росписи. А потом как осенило. Словно кто-то невидимый стоял рядом и помогал искать и разбираться. Я человек не суеверный и неверующий, тем не менее у меня было стойкое ощущение, что мне незримо помогают. Вдруг многое проявилось, приоткрылось, стала складываться реальная картина, и появилось понимание, почему у нас именно так происходят некоторые события и какие-то вещи устроены так, а не иначе. Ты как будто прозреваешь. Я погрузилась в ту эпоху, и мне было там хорошо. В архивах, с которыми я знакомилась, были не только исповедные росписи, были метрические книги, разные заявления, какие-то приказы, другие бумаги.

Кое-что насмешило. Когда Николай Второй путешествовал по будущей Транссибирской магистрали, по всем приходам поступило распоряжение навести порядок – подмести, покрасить, вычистить улицы. Я подумала, ничего у нас не меняется.

По сути, за две недели я собрала почти всю информацию, которая после вошла в первую часть книги. Я прошла по трём линиям предков и нашла их, начиная с 1796 года. А бабушку – нет. Единственное, что было точно известно – бабушка была иностранкой и иноверкой.

Семейная легенда гласила, что она с родителями жила в Красноярске, семья занималась торговлей и была зажиточной. Однажды ночью на дом напали бандиты и всех убили. А бабушка убежала и спаслась. Ей было тогда 14 лет. Ночью добралась до села Кускун, где жил мой дедушка. Здесь они и познакомились, он был старше бабушки на 11 лет. Прежде чем они поженились, возникли какие-то проблемы с крещением бабушки. Обычно иноверцев крестили без проблем, что могло послужить причиной с её крещением, выяснить мне не удалось. Тянулась эта история два года. Не удалось узнать, какой она была национальности и какой веры. Её генетическая линия осталась неисследованной и оборвалась, потому что никаких документов найти не удалось.

 – Что, на ваш взгляд, вам удалось в полной мере?

 – Удалось многое узнать об отце. Я уже говорила, папа был человеком замкнутым, и мне самой пришлось заниматься его биографией. В тридцатые годы он учился в Москве в Центральной высшей школе милиции (ЦВШ). Сейчас это Университет управления МВД. Мне очень хотелось найти документы о папе. Я сначала обратилась в ФСБ, они меня «перенаправили» в университет. Я отнесла туда заявление с просьбой ознакомиться с документами того периода. Мне сказали, что это нереально, но письмо взяли. И вдруг звонят: приезжайте. Оказалось, что все документы 30-х – начала 40-х годов пропали во время эвакуации, остался единственный журнал приказов, где я нашла информацию об отце. В 1932 году, когда в Советском Союзе началась паспортизация населения, курсантов направляли её проводить в жилищно-коммунальные конторы, на предприятия. Я нашла список курсантов, с которыми папа учился, приказы, касающиеся моего отца. Это было чудо. И таких моментов во время моих поисков было много. Вдруг неожиданно натыкаешься на документы, книги, встречаешь людей, которые проливают свет на судьбу твоих предков. И начинает выстраиваться цепочка, в которой всё связано...

В Улан-Удэ, где прошло моё детство, папа работал в следственном отделе МВД. В очередной приезд в родной город я обратилась в МВД республики с просьбой ознакомиться с личным делом отца. Это оказалось непросто, оно тогда ещё было под грифом секретности, хотя почти полвека прошло, как папа вышел на пенсию. Но я «выходила» разрешение. Посадили меня в маленькую комнатушку, дали дело, но заложили его закладками, которые указывали, что можно мне читать и что нельзя.

– Ну вы, конечно, всё читали?

 – Нет. Если я дала слово, я его держу. Возможно, там было какое-то наблюдение, и служители архива убедились, что я выполняю обещание. В качестве поощрения мне сделали ксерокопии некоторых документов. Я была счастлива! Во время хождения по Улан-удэнским архивам я случайно познакомилась с журналисткой Танечкой Никитиной, она искала дедушку. Мы разговорились, и она взяла у меня интервью для «Московского комсомольца» в Бурятии. Это было моё первое «литературное» интервью.

К тому времени мои архивные поиски уже существовали в виде печатного текста. Татьяна убеждала меня издать книгу. Я давала читать мою рукопись друзьям, дети тоже её кому-то показывали, в результате разные люди убедили меня выпустить в свет мой труд.

 – Какие были отклики?

– К моему изумлению, меня сразу «захвалили до безобразия». Я даже просила: покритикуйте меня! Только мой брат упрекнул за некоторые подробности нашей семейной истории. Но я писала о жизни, какой она была, писала откровенно, за эту откровенность люди меня даже благодарили. Я счастлива, что дочки и внучки гордятся мною.

 – Интересно сложилось. Вы не выполнили задачу, которую перед собой поставили, не нашли корни бабушки. Но так много сделали! Вам удалось расследовать линии других предков, оставить своим потомкам историю семьи, причём оформленную в книгу, где вы «по пути» сами становитесь бытописателем и свидетелем, что само по себе ценно и интересно. И не только вашим внукам и правнукам, а широкому кругу читателей.

 – Спасибо. Да, так и получилось, причём «Двойная спираль» странным образом исчезла из тех библиотек, в которые я ее подарила. Из моей школы в Улан-Удэ тоже пропали две книги. Потом одну вернули, она была зачитана «до дыр» и вся склеена скотчем. Это самый большой подарок автору.

 – Ваша книга вышла в 2004-м. Как вы нашли время для своих поисков, поездок в Сибирь?

 – Я вышла на пенсию в 50 лет, поскольку работала на радиорелейной станции «с вредностью по СВЧ». В 1995 году переехала из Иркутска в Москву, вышла здесь замуж за Леонида Петровича Варфоломеева. Дочери остались в Иркутске, они категорически не захотели жить в Москве, но в гости приезжают. Я до сих пор страдаю от разлуки с ними. На пенсии у меня появилось время для творчества и путешествий. Мы с мужем много ездили по Центральной России, были на Русском Севере, в Прибалтике, на Украине. По Сибири ездили, разумеется.

И когда я писала новую книгу «Быт без конца и начала...», у меня было много «соучастников». Разные люди приглашали в свои дома и выкладывали для съёмок семейные раритеты. В книге много фотографий, и по каждой можно написать отдельную историю.

– Мне понравился ваш стиль изложения, понятное и простое повествование. Но ведь вы не литератор по профессии. Расскажите, как вы им стали?

– Меня всегда тянуло к творчеству. Стихи начала писать во втором классе, занималась выпуском стенгазет, в шестом классе написала две пьесы, одну из них даже поставили  в школьной самодеятельности.

– Почему же вы не пошли учиться, например, на филфак, как ваши дочери?

– Очень любила своих родителей и не хотела их огорчать. Я мечтала поступить на журфак. Тогда, в начале шестидесятых, непременным условием было два года стажа и печатные работы в прессе. Мы собирались вместе с подружкой поработать в «Правде Бурятии», где для нас приготовили места корректоров. Но брат Анатолий потихоньку сказал маме, что журналистика для женщины не годится, что она несовместима с семейной жизнью. И мама исподволь начала меня переубеждать. Папа сказал: «Выбор за тобой, но Анатолий считает, что у тебя технический склад ума и тебе лучше стать инженером». Старший брат Александр тогда учился в Томском политехническом, и мама хотела, чтобы я поехала к нему. Я не могла отказать маме, поэтому поехала в Томск и поступила в политехнический институт на радиотехнический факультет. В 1962 году факультет был переведён в новый Институт радиоэлектроники и электронной техники, а специальностью моей стало радиоуправление летательными аппаратами. В те времена все бредили космосом. Мозги можно было свернуть набекрень, овладевая этой замечательной профессией, но я счастлива, что окончила технический вуз. К сожалению, я так и не полюбила свою специальность радиоинженера и не стремилась сделать карьеру, хотя работала честно и добросовестно. Вообще-то по жизни я идеальная домохозяйка. Но техническое образование должным образом выстроило мышление, и аналитика очень помогает сегодня в моих книжных делах. Срабатывает интуиция, когда нужно на чём-то заострить внимание или «поймать» несовпадение фактов. В России с 1904 по 1917 год выпускались Статистические сборники, которыми активно пользуются сейчас историки и экономисты. В сборниках очень интересные материалы, я тоже ими пользуюсь. Но я стала порой замечать статистические несовпадения. У меня одни данные по определенному вопросу, а там – другие. Я стала считать и нашла арифметические ошибки, в том числе в цифрах по населению России. Солженицын писал, что большевики в двадцатых годах уничтожили 12 млн человек, а я, возможно, уже восемь из них «оживила». Хотя эти цифры пока не совсем точные. Или второй пример. Писатель Вадим Кожинов в книге «Россия век ХХ (1901 – 1939)» пишет, что торговлей в России по переписи 1897 года занимались примерно 620 тыс. человек, из них 450 тыс. были евреями. Якобы недостаток в торговле людей других национальностей привёл в дальнейшем к негативным последствиям. Кожинов ссылается на Еврейскую энциклопедию. Я считаю торговых людей – у меня не так получается. Иду в Еврейский культурный центр, мне говорят, где библиотека еврейской книги. Иду в библиотеку, нахожу книгу, а там эти цифры относятся не ко всей России, а только к черте оседлости. Это в двадцати пяти губерниях из восьмидесяти с лишним. А всего торговлей в России занимались тогда 5 млн человек. А дальше – «о последствиях» – у Кожинова всё правильно. Но есть разница.

– Если бы вы начинали свои поиски при нынешних возможностях Интернета, вам было бы легче? Или всё, что вы сделали, с Интернетом не сделаешь?

 – Интернет помогает очень, но не вся информация соответствует действительности. Естьинформация, а есть просто «слив». Есть неточности, ошибки, факты, вырванные из контекста. Бывает, кто-то изложил свои представления, а выдал их за истину.

Сейчас в Интернете много сайтов, которые занимаются родословием. Я давно не заходила на эти сайты. Может быть, там что-то изменилось, но когда они стали появляться, обещаний было гораздо больше, чем возможностей. Кроме того, услуги сайтов стоят денег. За что ты платишь, ты не знаешь. Не знаешь, насколько достоверна информация, за которую ты заплатил, качественно проведена работа или нет. Сейчас многие люди стали искать свои корни, обращаться в архивы. Архивы на этом зарабатывают. Мне даже рассказывали о таких случаях, когда человек писал запрос, оплачивал по счёту, но ему приходил ответ, что по его запросу ничего не найдено. В свою очередь одна работница архива мне призналась, что они свою работу не успевают выполнять и просто отписываются. Цинично, но откровенно. Так что, кому как повезёт. Иркутское общество «Родословие» людям помогает. Оно заработало хорошую репутацию, и если из «Родословия» в случае необходимости поступает просьба о помощи тому или иному человеку, архив тоже помогает.

Когда я начинала, в архиве было не очень много народу. Сейчас доступ в архивы в некоторых городах затруднён. Возникает порой необъяснимая ситуация, когда родственникам репрессированных выдают дело, часть которого до сих пор засекречена: читать нельзя. Крайне редко сообщают имя доносчика. Мне это совершенно непонятно. Мне кажется, что нельзя защищать интересы одних людей в ущерб интересам других, при этом более пострадавших. Можно просто брать подписку, что человек не станет разглашать полученные сведения. У меня есть некоторые предположения на этот счёт, возможно, сенсационные. Если выйдет ещё одна книга, я ими поделюсь.

 – С нетерпением ждём. Но поделитесь сегодня с нами одним из своих открытий.

 – Помните, в своё время была расхожая фраза о Иванах, не помнящих родства? Якобы не было у народа желания знать своих предков, свои корни. Я поняла, что всё это неправда. Разумеется, это не связано с теми, кто сознательно объявлял себя «непомнящим». У нас было 25 миллионов крепостных крестьян, и большая часть их не имела фамилий. Кто их сделал такими Иванами? Хозяева. Я писала в своей книге, что меня давно мучил вопрос с ударениями в фамилиях. Почему МихАлковы – дворяне, а МихалкОвы не дворяне, ДАшковы дворяне, а ДашкОвы – нет. С этим вопросом я обращалась к семи кандидатам исторических наук, к любителям истории, и никто не мог на него ответить. Через несколько лет мои дети по моей просьбе нашли ответ в Интернете: вопрос связан с крепостным правом, в основном после его отмены. Тогда освобождённым крестьянам стали давать дворянские фамилии, но с другим ударением или добавлением мягкого знака. Например, Меншиковы – дворяне, а МенЬшиковы – нет. Я чувствовала, что ответ лежит на поверхности, знала, что крепостным давали дворянские фамилии бывших владельцев, но в документах это никак не отражалось.

– Галина Ивановна, какие советы вы можете дать человеку, который захочет пройти ваш путь? С чего начинать?

 – Это не столько мои советы, это советы людей, которые начали заниматься составлением родословных прежде меня. Первым делом надо расспросить родственников, которые ещё живы, обо всём, что они помнят и знают о семье, и всё записать. Второе. Постараться узнать историю своей фамилии, с какого времени она существует и что означает. Начать можно с Интернета. История фамилии поможет в дальнейших поисках. Третье. Семейные фотоальбомы. Нужно провести атрибуцию фотографий, то есть взять все старые фотографии и постараться выяснить, кто, где и когда на них снят. Подписать фотографии. Собрать все документы, которые сохранились. Это самые первые шаги. Цепочки начнут выстраиваться сами по себе, когда вы начнёте записывать, сопоставлять и уточнять информацию.

– Более подробно о разных методах поисков вы расскажете нам на занятиях. А у вас не было желания написать научную работу?

– Вышедшую недавно книгу «Быт без конца и начала» профессиональный историк оценил как научную работу. Она содержит 1300 фотографий, цитаты в ней с постраничными ссылками, то есть вся информация подтверждается источниками. О предыдущих книгах мне социологи говорили, что эти книги можно считать научным трудом и защититься, но мне это не нужно даже для престижа. Я не настолько честолюбива. Удовольствие мне доставляет сама работа и отзывы о ней моих читателей. Я выступала на научных конференциях, библиотека Академии наук приобрела мои книги, в институте меня «зачислили» в число выдающихся выпускников за мою литературную деятельность, мне этого достаточно.