- Главная
Поэт Широглазов Андрей Геннадьевич
Широглазов Андрей Геннадиевич родился 22 мая 1966 г. в Ангарске. Жил в Ангарске, Иркутске, Череповце, Москве. В настоящее время живёт в городе Старая Купавна Ногинского района Московской области.Окончил филологический факультет Иркутского государственного университета (1989). Журналист. Работал корреспондентом в районной газете "Сельская новь", был зав. отделом культуры газеты "Курьер", редактором газеты "Вестник ФМК", замредактора газеты "Российский писатель". В настоящий момент — заместитель редактора газеты "Купавинские вести" и руководитель пресс-службы администрации Старой Купавны.
С 2010 года работает в дуэте с Галиной Шапкиной.
Играет на 6-струнной гитаре.
Песни начал писать в школе, в 1980 году на свои стихи. Около 350 песен на свои стихи, есть песни на стихи Ю.Левитанского, Р.Рождественского, Б.Пастернака, О. Фокиной, А. Пошехонова и многих других поэтов. Всего около 150.
Участник более 30 слетов и фестивалей. Лауреат слета "Костры-94" (Волгоград), Грушинского фестиваля 1995 г. (тогда же пел в дуэте с В.Гагиным), фестиваля "Московские окна-99"и других.
Член жюри десятков фестивалей.
Член Ангарского КСП (1985-1986), КСП "Магнит" (1987-1991), творческого объединения "Череповецкий трамвай" и Череповецкого городского КСП. В настоящее время — член литературного клуба "Глагол" (Старая Купавна).
Организатор фестивалей, слетов и конкурсов авторской песни и поэзии.
Хобби — книги, раньше — спорт (КМС по легкой атлетике).
Эпизодически сотрудничает с республиканскими, областными, городскими СМИ, ТВ и радио.
Член Союза писателей России.
Вышли книги "На краю земли" (1993), "Как долго не кончается игра" (1998), "Письмо из города Ч." (2005).
НИКОЛАЙ ГУМИЛЁВ
-
Эй, конвойный, не зевай!
Убегает вдаль по рельсам
Заблудившийся трамвай.
Ни кондукторов, ни штрафов…
По дороге в никуда
Для изысканных жирафов –
Безбилетная езда…
-
Дело сделал и – адью!
Из тюремных коридоров
На Харонову ладью,
Что давным-давно готова
К переправе в лучший мир.
Пропустите Гумилёва!
Он – почётный пассажир…
-
Машут с берега реки
Куны, гашеки, гайдары
И латышские стрелки…
Комиссар пригладит пейсы,
Даст команду: «Заряжай!»
-
Заблудившийся трамвай
Из тюремных коридоров,
Сквозь языческую муть…
Страшен путь конкистадоров –
Вековечный русский путь…
КУЛЬТУРНАЯ АФИША
-
Как ночная герла на работе меняет фасон,
Так культурная жизнь протекает в проложенном русле:
Цирк, попса, водевиль, КВН и бездарный шансон.
Я не то чтобы сноб, но афиши меня раздражают…
И врубаешься в закономерность потраченных сумм:
Чем быстрее билет на эстрадный концерт дорожает,
Тем быстрей дешевеет и так обесцененный ум…
-
И досада берёт на беспечных моих земляков:
Если с Поля чудес к нам приехал старик Якубович,
Значит, наш городок превратился в Страну дураков.
Мы готовы платить за «фанеру» накрашенных сучек,
«Голубую» тоску и шабашки столичных актрис.
Нам по фене поют с хрипотцой Огонёк и «Попутчик»,
А приличные люди блатняк вызывают на бис…
-
Путь не так уж велик, если мерить его на глазок:
Ни ума, ни таланта, ни вкуса, ни физподготовки –
Только ноги, мордашка и пошлый насквозь юморок.
Так чего ж мы спешим приобщиться к «культурной» программе?
И не спросим того, кто досуг наш низводит до сук:
«Ты серьёзно считаешь всех череповчан дураками?
А не совестно, друг, дураками считать всех вокруг?»
-
Время опер прошло, и балетов, и книжек, и драм…
Если в городе Ч. подменили культуру досугом,
То чего ещё ждать от афиш и концертных программ?
Так вот мы и живём: с шашлыка переходим на мюсли,
Не насилуем ум, погружаемся медленно в сон…
А культурная жизнь протекает в проложенном русле:
Цирк, попса, водевиль, КВН и бездарный шансон.
ОСТОРОЖНО: «МОСКВИЧИ»!
-
Нос течёт, саднит спина…
Тот томим духовной жаждой,
Тот страдает с бодуна,
У того понос и свинка,
У того – конъюнктивит…
Невесёлая картинка –
Всё всегда у нас болит.
Это внешне – сливки с кровью,
А внутри – труха трухой…
Ты спроси нас: «Как здоровье?»
Мы ответим: «О-хо-хо…».
Но не думай, что поникли
Наши тыквы ниже плеч:
Мы давным-давно привыкли
Чуть чего – пойти прилечь…
Сон – что может быть полезней?
Или водочки чуть-чуть…
Так что мы свои болезни
Совмещаем с отдохнуть.
-
Птичий грипп сменяет ВИЧ,
И до кучи страшный вирус
Под названием «москвич».
Он приходит как расплата
За беспечные деньки,
И – прости-прощай зарплата,
Мир, покой и шашлыки.
Всё пожрёт упрямый вирус,
А попробуй возрази,
«Все законно. Не бузи!».
Все законно: демократы
Постарались! И у нас
Ни покоя, ни зарплаты –
Лишь тоска да счёт за газ…
А «москвич» с упрямством детским
Лезет дальше и вперёд.
-
Пивоваренный завод:
«Мы пахали, мы пахали,
Наши пальчики устали,
А в кармане ни шиша:
Третий месяц без гроша!
Подхватили "москвича" –
Все помрём теперича»…
Всех измучили сомненья –
Как лечить такую хрень:
Голодать до посиненья,
Или сразу за кистень?
Все же разинской породы
Пивовары, как не кинь,
А у Стеньки были моды
Чуть чего – кричать: «Сарынь!»
Но законы нынче стали
Посуровше тех деньков…
И рабочим сам Богалий
Выдал десять тюфяков:
«На полу лежать неловко.
С тюфяками половчей.
Может, ваша голодовка
Нас спасет от "москвичей"»…
-
В наши дни московских спор
Прекратить распространенье
Может только прокурор.
Коль иного нет резона,
Коль исчерпаны слова –
Вакцинация закона
Против города Москва!
Чтоб зарплата не страдала
И спалось бы по ночам…
А какая тварь отдала
Наше пиво москвичам?
ЗИМА В ДЕРЕВНЕ
-
и скрипят в унисон с рыхлым снегом. И этот дуэт
мне напомнил о том, что помимо тоски и усталости
в этой сирой деревне есть почта и сельский совет.
-
опускаю конверт в самодельный холщовый карман
и на почту иду, поклонясь сельсоветской завалинке,
где степенные тётки слагают житейский роман.
-
о беспутных мужьях, что забыли и совесть и стыд...
И совсем мимоходом о том, что «и нонича пенсии,
знать, не будет – ты глянь-ко: кассирша на нас не глядит».
-
Всё-то «мэры» твои, «президенты» и прочая шваль,
оседлав «мерседесы», воюют с усталыми бабами,
добавляя тоску в без того вековую печаль...
-
одичавших собак, на которых уже и не злюсь.
Я иду сквозь свою одряхлевшую, битую, хворую
и по-прежнему очень любимую зимнюю Русь.
-
Вот ведь – «с часу до трёх». А ещё без пятнадцати два.
Ну куда тебя деть – моё глупое злое послание,
где убористым почерком – глупые злые слова?
-
камень падает с сердца на чистый декабрьский снег.
Надоело молить, выяснять, разбираться и ссориться –
не такой уж я склочный и злой на земле человек...
-
вновь рассохшейся дверью привычно на входе скриплю.
И гляжу на огонь в настроении тихом и кротком,
понимая в душе, что я вряд ли тебя разлюблю...
КОЕ-ЧТО О РУССКОМ ФАШИЗМЕ
-
И быт уводит от искусства,
Во мне задумчиво бурлят
Патриотические чувства.
Я начинаю ощущать
В себе программные загрузки
И отправляю на печать:
«Я – русский, русский, русский, русский…».
Но принтер скомканной души
Молчит. И монитор эффектно
Меня журит: «ТАК не пиши…
Быть русским не политкорректно!
Твой напускной патриотизм
Непопулярен, глуп и странен.
Патриотизм теперь – фашизм.
Не русский ты, а россиянин.
Ходи по улице, таясь,
Ступай ногой туда, где чисто,
А то на негра брызнет грязь –
Тебя запишут в экстремисты.
Он может пить, бузить, хамить
И с наркоманами якшаться,
Но не тебе о том судить.
И упаси господь – вмешаться!
Ах, ты несдержан и ершист?
Так получай вердикт закона:
Расист и националист!
Встречай скина, родная зона!
Не ерепенься. Будь, как все.
Жуй новостийную полову…
Карикатура в полосе?
И больше нет свободы слова…
Псих в синагогу заскочил –
Ну, положи его в больницу…
Так нет: "Найдём, кто научил!"
И успокоим заграницу».-
Молчи, проклятый монитор!
Весь мир погряз в идиотизме.
По трём программам разговор
О русском национализме.
Ну да, конечно, это мы
Взрываем рынки и арены,
Литовцев гоним из Литвы
И в рабство продаём чеченов,
Пугаем Грузию войной,
Воруем газ у Украины
И платим за массив лесной
Китайским братьям рупь с полтиной.
Мы притесняем мусульман
На всех азербайджанских рынках
И анашу в Таджикистан
Завозим в чугунках и кринках.
А подустав от суеты
И от участия в разборках,
Свои Поклонные кресты
Сжигаем на Соборных горках.
Мели, Емеля-басурман
(Что не молоть – твоя неделя!),
О ксенофобии славян,
О вечном русском беспределе…
Тебе б работать помелом,
А ты подался в журналисты…
Каким же надо быть треплом,
Чтоб русского назвать фашистом!
А отморозки есть всегда,
В любых краях, в любом народе:
Они взрывают города
И рассуждают о свободе.
А список убиенных душ
Всё возрастает, возрастает…
Ну, где у власти Жора Буш,
Там Шикльгрубер отдыхает…
Так что не надо нам втирать
Об общеевропейской даче…
Умом Россию не понять.
А жопой – не понять тем паче!
РОССИЯ НЕДЕЛИМА
-
как море, как река, как небо над рекой.
Как в небе облака, мы проплываем мимо
отеческой земли, влекомые тоской.
-
который завещал холопам и царям
всё время помнить, что Россия неделима,
покуда хоть один в ней остаётся Храм.
-
И пусть нас разнесло по разным берегам –
мы всё равно одним считаемся народом
и молимся одним святыням и богам.
-
и норовят враги нас сбросить со счетов.
Пока Россия в нас – Россия неделима
на Таллинн и Тифлис, на Питер и Ростов.
-
Они нам – не указ, и мы им – не указ.
Мы – русские в душе, мы верим, как умеем.
И Господи, прости неверующих в нас.
-
А мы уж как-нибудь сквозь тернии и тьму
туда, где навсегда Россия неделима,
где нас не разлучить вовеки никому.
У ПЕРЕПРАВЫ
-
в цвет моих седин.
У паромной переправы
я стою один –
инженер, квартиросъёмщик,
депутат и проч...
Перекинь меня, паромщик,
через эту ночь.
Там, за сухонским туманом,
почитай, лет пять
на погосте деревянном
спят отец и мать.
Помню – звали: «Где ты, Вовка?
Прилетишь аль нет?»
Но... загранкомандировка
в город Эрденет.
Но... заботы и проблемы.
Но... сплошные «но».
Не касался этой темы
я давным-давно.
И пока судьба крутила
жизни жернова,
на родительских могилах
выросла трава,
покосились и осели
скромные кресты...
Эй, паромщик, в самом деле,
что же медлишь ты?
Тишина. Лишь что-то шепчет
Сухона-река,
да от холода все крепче
давит грудь тоска.
Пала изморозь на травы.
Сыро и темно.
-
нет давным-давно.
ДИАЛОГ ЧАЦКОГО С ЛАКЕЕМ
-
– Началось...
Зачем кричать? Карета – у порога.
– Прочь из Москвы!
– Да, барин, ради Бога,
коль вам в столице места не нашлось,
езжайте в Тверь. Из детского протеста.
Но только, барин, думается мне:
вам и в Твери уже не будет места,
и дальше – в Пошехонской стороне...
Куда же вы собрались на ночь глядя
без котелка, накидки, без сапог?
Уже ли ваш любимый старый дядя
в тверских краях не в шутку занемог?
Ах, полноте, вам родственные узы
едва ль знакомы. Книжные тома
вы не привыкли почитать обузой,
и вот вам горе – горе от ума.
Ах, всё-то вы в сомненьях и печали,
в двугривеннике видите алтын.
А вашу Софью тискает Молчалин,
красивый и настырный сукин сын.
-
– Подаю!
Помчитесь в Тверь или куда подальше?
От женской лжи?
Великосветской фальши?
Я удивляться вам не устаю...
Ну где же вы видали честных дам?
В каких таких далёких заграницах?
А судьи – что в деревне, что в столицах
привержены к неправедным судам.
Так стоит ли искать по белу свету
для чувств своих укромный уголок?
– Прочь из Москвы!
Карету мне, карету!
– Ах, зря вы не прислушались к совету.
Вот ваши сапоги и котелок...
ПОСВЯЩЕНИЕ ПРЕДКАМ
-
на то, как я спешу, грешу и пачкаю тетради,
Макар Попов, Лука Попов и Африкан Попов,
и Широглазовы – Иван, Маркел, Трофим, Геннадий.
Мне 36. Я мастодонт, легенда, корифей,
но мимо станции Зима я проезжаю, плача:
здесь был расстрелян прадед мой – Таюрский Тимофей,
и все регалии мои тут ничего не значат.
-
спешит сибирская Ока в мою ворваться фразу.
А где-то там, в лесном краю, лежит село Уян,
где каждый третий до сих пор, представьте, Широглазов!
Я не был там, я не был там, представьте, никогда.
Представьте, не был никогда, да и уже не буду.
Я разменял свои года без всякого труда
и сдал на склад свои года, как винную посуду.
-
мне с Вологодчины до них никак не дотянуться.
Не ждёт меня моя родня – я для нее чужой.
Ну, как я мог с роднёю так в пространстве разминуться?
О, боже мой, я за собой не сжёг своих мостов.
Не покидайте же меня, прошу вас, бога ради,
Макар Попов, Лука Попов и Африкан Попов,
и Широглазовы – Иван, Маркел, Трофим, Геннадий!
ЗАСАДНЫЙ ПОЛК
-
Века в своём теченье бестолковом
Разбились на протоки. Их уже
И дети – вброд, и турки – на рысях…
Я – командир Засадного полка
На вечном русском Поле Куликовом.
Сижу в кустах на дальнем рубеже
И чувствую, как в горних воздусях
Рождается божественный наезд
На ту свинью, которая не съест…
-
По волоку летят автомобили
(И рать моя от мысли увядает,
Что их не нужно волоком волочь),
И каждый третий выпитый стакан
Вгоняет в кровь пассивное бессилье,
А утренняя чаша не «вставляет»,
А лишь усугубляет нашу ночь.
А в сумерках славянская душа
Из «гой еси» перетекает в «ша!»…
-
Кириллица утратила апостроф.
И в Киеве адепты чуждой веры
В Софию тащат старого «батька».
Непрядва Стиксом булькает в кустах,
Ругая куликов и алконостов,
Туристов, гусляров и браконьеров.
И ратников Засадного полка.
И лишь монах-верижник из Твери
Задумчиво хрустит картошкой-фри…
-
Явиться в мир спасительной дружиной,
Пружиной часового механизма
С запястья седовласого Творца…
Но даль пуста. И каждая верста
Недостижимой кажется вершиной
(Не то чтоб выше пика Коммунизма,
Но и не ниже труб Череповца).
-
То ум вскипит, то ноги затекут…
-
И шастанье в карман за нужным словом…
На самом деле мы готовы с детства
Пройти свои верижные пути…
Я – командир Засадного полка
На вечном русском Поле Куликовом.
И никуда от этого не деться…
И никуда при этом не уйти…
Ведь всё равно какой-нибудь Мамай
Услышать должен наше «Не замай!»…
-
Славян не заточить на Рюген-остров…
И пусть века в теченье бестолковом
Распнут страну на западном кресте,
И пусть над нами кружит дельтоплан,
Кириллица утратила апостроф,
А шастанье в карман за нужным словом
В конце времён приводит к немоте –
Настанет час, и полк шагнет вперёд:
За Веру, за Россию, за народ…
ПАМЯТИ РУБЦОВА
Поэт надевает пальто
и тихо уходит из дома,
где всё абсолютно знакомо
и всё абсолютно не то.
Он чёлку сметает со лба
и сам понимает едва ли –
в какие нелепые дали
ведёт его злая судьба...
Как страшно кричат поезда...
Наверное, это к поминкам.
Поэт разбивает ботинком
осколки январского льда.
Он слишком устал от тоски,
чтоб вытравить эту усталость...
И всё, что поэту осталось –
пинать ледяные куски.
Заполненный рифмами мозг
колотится бешено в темя,
и медленно капает время,
как в блюдечко капает воск.
Дома исчезают во мгле,
хрустит под ногами дорога...
Поэту осталось немного
скитаться по этой земле.
УКРАИНСКОМУ ПОЭТУ N.
Мы по разные стороны всех баррикад,
Мы ночами воюем в «Facebook»е.
Ты вчера положил на военный парад,
Приспустив для наглядности брюки.
Для тебя я подонок, москаль, оккупант…
Но, ты знаешь, как это ни странно,
Всё равно я прощаю тебя за талант
И за то, кем ты был до майдана.
Ты стихи удалил из российской сети,
Не последовав добрым советам,
Чтобы дальше вперёд горделиво идти
Через жизнь украинским поэтом.
Ты уже идеолог, пророк, подписант,
Ты взываешь к бойцам талибана.
Всё равно я прощаю тебя за талант
И за то, кем ты был до майдана.
Мы когда-то гуляли за общим столом,
И общага качалась и пела.
И твой дед (я же помню!) погиб под Орлом
За святое, за общее дело.
Ты же песни писал про российский десант –
Ведь не ради ж бабла и стакана…
Всё равно я прощаю тебя за талант
И за то, кем ты был до майдана.
И, вращаясь в своем «колорадском» кругу,
Я, как прежде, пою по общагам
И представить тебя до сих пор не могу
В сапогах под бандеровским флагом.
Для тебя я подонок, москаль, оккупант…
Но, ты знаешь, как это ни странно,
Всё равно я прощаю тебя за талант
И за то, кем ты был до майдана.
РОДИНА
Остальное – зола и тлен.
Не раздует мою усталость
Ветер путинских перемен.
А когда случится беда,
Только Родина и поможет
Пережить мои холода.
Разметает родной язык,
Только Родина и ответит
Мне на мой отчаянный крик.
Разменялось вслед за страной…
Только Родина и осталась...
Только Родина и осталась...
Только Родина и осталась...
...Но она осталась со мной.
Страницы:
- 1
