Сочинение из детства
Сочинение из детства
Сочинение из детства
Посвящается моей старшей
сестре Валентине!
О той, прошлой, неизвестно куда ушедшей жизни я вспоминаю всякий раз, когда память невольно возвращает меня в родительский дом, где прошло моё нелёгкое, но всё же замечательное детство. В то время, когда родители были молодыми, а сам я ещё не задумывался о своём будущем и летал в облаках своей, казалось, несбыточной мечты о будущем: стать летчиком, ну, или геологом. Потому что эти профессии в то время были романтичными, и очень нравились мне. Но об этом, пожалуй, другая история.
А тогда, как сейчас помню, была весна, на исходе апрель месяц. Приближение лета ощущалось все сильней и сильней. Снега уже почти не было, ярко светило солнце. На возвышенностях уже подсохла земля. А местами от неё даже струился теплый волнистый пар. На ветках весело щебетали птицы, будто стараясь перекричать друг друга и, торопясь поскорее устроить гнезда для своего будущего потомства. А детвора, сбросив свои пальтишки и курточки, с весёлым азартом играла в классики.
Вот такое хорошее, весеннее настроение могло захватить меня с головы до ног, если бы не одно обстоятельство. Было воскресенье – это плюс, не надо идти в эту порядком уже поднадоевшую школу. И, с большим удовольствием, можно было бы заняться очередной схемой транзисторного приёмника, которую вот уже несколько дней никак не мог реализовать в транзисторах, конденсаторах, резисторах, катушках индуктивности и других премудростях радиотехники. А можно было просто побездельничать, наслаждаясь прекрасной весенней погодой. Но минусов было два, и они с лихвой перевешивали все мои радужные прогнозы. Во-первых, мама дала задание перебрать в погребе картошку, которая уже начала прорастать, изрядно выпуская наружу свои прозрачно-белые ростки, будто почувствовала приближение посадочной поры и, поэтому стремилась как можно быстрее попасть в согретую солнцем землю. А во-вторых, к понедельнику надо было написать сочинение по литературе на тему: «Мой любимый поэт». А это было самое противное, не любимое для меня занятие.
По своему складу ума я больше был технарем, чем гуманитарием, поэтому что-то выдумывать и сочинять, с моим техническим мышлением, было очень трудно и почти не реально. Да и грамматика у меня изрядно хромала, как говорится, «переминаясь с костыля на палочку». И такие письменные работы часто для меня заканчивались неудом, а попросту – двойками.
Эта нелюбовь к русскому языку и литературе, позднее, сыграет роковую роль, и в корне изменит всю мою оставшуюся жизнь. Через много, много лет в стихотворении к своему шестидесятилетию, я написал об этом следующие строки:
Я грезил небом,
На летчика учиться был бы рад,
И чтоб осуществить свою мечту,
Я ежедневно укреплял вестибулярный аппарат.
Но как бы в жизни не мечтали мы с тобой,
Судьба внесет в неё другие коррективы.
Нам остаётся только их принять,
Хотя они порою противоречивы!
И в жизни этой что-то изменилось,
Толи Земля сошла с своих орбит?
И как бы сильно не старался,
В итоги совершил я гимнастический кульбит!
Впоследствии, будучи уже взрослым человеком, имеющим учёную степень кандидата технических наук, я часто вспоминал свою строгую учительницу по русскому языку и литературе – Тамару Павловну. Это была пожилая, на вид лет пятидесяти, стройная женщина. Всегда опрятная и ухоженная. Типичная представительница профессии учитель того времени.
Она была большим профессионалом своего дела, безмерно любила свои предметы. И эту любовь всеми силами старалась привить нам. А таких двоечников как я, наверное, считала лентяями и бездельниками. Часто после уроков, в своё личное время, ей приходилось дополнительно заниматься со мной и другими отстающими учениками, чтобы хоть немного подтянуть нас по русскому языку.
Вспоминая об этом, иногда я представляю, как бы она была удивлена, узнав о том, кем я стал и чего добился в жизни! Как бы она порадовалась за меня, что, в конце концов, из такого оболтуса выросло что-то стоящее!
И так, возвращаясь вновь в тот весенний апрельский день, я вспоминаю своё далеко не воскресное настроение. Ну, картошку- то я смогу перебрать, хотя это нудное, монотонное занятие, сродни вязанию носков бабушками. И поэтому справедливо считал, что оно подходит больше для женщин, нежели для мужчин, особенно для таких непосед, как я. Но мама, всегда занятая хозяйством, огородом и домом, считала по-другому. И её слова: - Сынуля, сегодня надо перебрать картошку, а то она совсем изросла, - прозвучали для меня как приговор. Радовало, правда, то обстоятельство, что перебирать эту картошку я должен вместе со своей старшей сестрой Валькой. Она была старше меня на три года, и все что мне ещё предстояло узнать, она уже знала наперёд. Поэтому была умнее и хитрее меня. Не зря ведь говорят в народе – кто не хитрый, тот дурак. Конечно, это звучит как-то грубо и категорично, но, по сути, верно. Ведь хитрость - это не что иное, как дальновидность, умение выстраивать план действий наперёд. Это как в шахматах, умение предвидеть действия противника на несколько ходов вперед и придумать ответные меры.
И так, вооружившись ведрами и мешками, мы с Валькой полезли в подполье. В подполье был полумрак, так как свет попадал туда только через люк в полу. Картошка налево, картошка направо. Так под монотонный, глухой стук картошки о стенки ведра началась наша работа. Привычными, годами наработанными навыками, наши руки как роботы скользящим движением, будто ножом, срезали ростки с клубней картошки. Ростки тут же падали вниз, а картошка - в ведра, большая - налево, средняя - направо.
Через полчаса такой монотонной работы нас обоих слегка начало клонить в сон. Чтобы как-то развлечься и отогнать нахлынувшее состояние, надо было что-то предпринять.
- Ой, цветет калина в поле у ручья,- затянула своим высоким голоском сестра, удобно устроившись на куче мешков.
- Парня молодого полюбила я-а-а, - помедлив немного, подпел я.
А затем вместе на два голоса:
- Парня полюби-и-ла на свою беду,
- Не могу откры-ы-ться слов я не найду.
И поплыла задушевная мелодия старой знакомой песни, заполнив собой весь полумрак подполья, то затихая, то взмывая вверх с новой силой, словно одинокая лодочка на безбрежных океанских просторах.
Надо сказать, что пела сестренка неплохо. У неё был звонкий золотистый голосок. И на всех школьных праздниках она непременно исполняла песни в сопровождении своей любимой подруги – Козловой Ленки. Та была высокая, слегка полноватая девочка, обладательница бархатного низкого голоса. Они даже получали призы и награды за исполнение своих дуэтов.
Да и меня бог не обидел музыкальным слухом. Стоило мне хоть раз услышать мелодию, как тут же я её запоминал и мог легко напеть.
Вообще, пение нам с сестрой передалось от мамы. Она была милой, весёлой и общительной женщиной. Сколько себя помню, мама в молодости всегда пела народные, застольные песни, частушки и прибаутки. А поскольку я был домашним ребенком, то вольно или невольно, чисто механически запоминал все эти песни. А потом распевал их, не понимая даже о чём они. И от этого получалось очень мило и смешно.
В детстве часто случалось так, что маму с сердечными приступами забирали по скорой в больницу. А поскольку я оставаться дома один не мог, то меня тоже забирали вместе с мамой. Вот там то, от нечего делать, я ходил по коридорам и распевал свои, совсем не детские песенки и частушки про жизнь и про любовь. Вскоре больные прознали про маленького певца и стали водить меня по палатам и просить спеть что-нибудь. Конечно, этого помнить я не мог, ведь мне тогда было три или четыре года. Впоследствии мама рассказывала мне, что успех был ошеломляющий! Я был нарасхват. Больные, слушая меня, не могли сдерживать эмоции и просили спеть ещё и ещё. Вот так целый день я курсировал по больничному корпусу и по-детски распевал свои частушки:
Подружка моя у нас Сашенька один,
Ты ревнуешь, я ревную,
Давай его продадим!
Или страдальческие:
Загорелся огонек на столбе колечком,
Неужели у тебя не болит сердечко!
И таких прибауток в моей маленькой головке было бессчётное количество. Распевать их я мог часами. А в палату к маме меня приносили уже сонного. Вот так, с раннего детства, у нас с сестрой формировались способности к пению.
- Что-то ты какой-то кислый? – поинтересовалась сеструха.
- Будешь тут кислый! Сидишь тут как сыч, в этом подполье. И сколько ещё проторчим тут? Тебе хорошо, ты вылезешь - и свободная, а мне ещё сочинение всю ночь писать, будь оно неладно.
- Ага, свободная? Мне тоже ещё пол в доме вымыть надо. Так, что часов до восьми придется убираться.
- Подумаешь проблема, пол вымыть? Я бы все полы за тридцать минут вымыл.
- Ух, какой ты шустрый, за тридцать минут он бы вымыл?!
- Да запросто! Хочешь на спор!
- А на что хочешь спорить? – немного подумав, спросила она.
- Ну, на что, на что? – я сделал небольшую паузу и сказал, почесав затылок.
- А давай на сочинение! У тебя это хорошо получается. А у меня выше тройки всё равно не будет, и то в лучшем случае. Хоть день буду сочинять, хоть два, да ещё кучу ошибок наделаю. Так что хороший вариант предлагаю.
- Я, мою полы, а ты за меня сочинение пишешь!
- Ха, ишь хитрый какай?! Ты за тридцать минут полы вымоешь, а я до ночи твоё сочинение буду писать? Нет, так не пойдёт! Вот если ты за меня ещё картошку перебирать будешь, то я подумаю.
- Хм, подумает она? Это я должен подумать, стоит ли мне целый день сидеть в этом подполье!
- Ну, как хочешь? А на какую тему сочинение-то?
- Мой любимый поэт, чёрт бы его побрал. И о чём я должен писать, если нет у меня любимого поэта? А если нет любимого поэта, значит, я должен что-то врать и выдумывать? А это делать я совсем не люблю!
Втайне для себя, я даже обрадовался за свою сообразительность. Ведь это реальный шанс, не писать, это чертово сочинение, если согласиться на условия сестры. Взвесив все за и против, я подумал, что лучше уж перебирать картошку, чем пыхтеть над сочинением.
- Ну, давай договариваться,- скосив глаза в её сторону, промычал я.
- А что тут договариваться, - весело ответила сестра.
- Мы уже обо всём с тобой договорились. Если согласен, то я прямо сейчас вылезаю и берусь за твоё сочинение. Не хочется мне до самой ночи торчать дома.
- Давай, катись отсюда, и не трать зря время! А я тут до вечера, а вечером вымою твои полы. Но учти, я буду проверять, как ты пишешь, а то на двойку я и сам могу написать и при этом не надо твои полы драить!
- Еще чего, не надо меня контролировать. Я без таких контролёров обойдусь. Уговор – есть уговор! – весело возразила сестра, вылезая из подполья.
Я остался один. И снова бум, бум, картошка направо, картошка налево. От этой монотонности мысли сами полезли в голову. Я стал мечтать.
Вот бы получить четвёрку за это сочинение! Тогда в четверти по русскому и литературе у меня бала бы твердая тройка, без всяких дополнительных занятий. И без всяких проблем я закончил бы девятый класс. Взял бы справку об окончании школы и был бы готов к переезду в небольшой городок Киренск. Он находился где-то на севере области, у слияния двух рек - Лены и Киренги. Папу перевели туда для дальнейшего прохождения службы по его просьбе. И он находился там уже около года. Наш переезд был намечен на сентябрь, когда завершится строительство дома и папа получит в нём трёхкомнатную квартиру.
Так я сидел и мечтал, а руки машинально выполняли привычную работу.
Где-то к вечеру, я перебрал уже большую часть картошки и собирался подниматься из подполья. Предстояла ещё одна работа. Но это была мелочь. Помыть полы легче легкого! Это вам не тачки с навозом возить в парники, после которых на руках появлялись мозоли, а руки ещё долго пахли чем-то непонятным, напоминающим навоз.
В общем, с мытьём полов я управился быстро, как и обещал сестре. Солнце ещё не село за горизонт, а я уже был свободен как птица! Правда, предстояло ещё переписать сочинение своей рукой. Ведь наша училка опытная, и знает наизусть почерк всех своих учеников. Так я думал тогда. Вот только не учёл то обстоятельство, что Тамара Павловна прекрасно знала не только наши почерки, но и кто на что способен из нас. Особенно те, с которыми приходилось заниматься дополнительно. Вот это обстоятельство впоследствии сыграет со мной злую шутку.
Но это всё будет потом. А пока я наслаждался вдруг нахлынувшей на меня свободой, от необходимости выполнения домашнего задания, камнем лежащего на моей душе вот уже несколько дней.
- Ну что, писательница? Как успехи с любимым поэтом? Успели полюбить друг друга? – с издёвкой в голосе спросил я сестру, которая ещё что-то писала в тетради, изредка заглядывая в какую-то толстую книгу.
- Ты случайно не поэму сочиняешь, - продолжал я издеваться над сестрой.
- Только учти, что мне ещё переписывать это всё придётся!
- Санька, не мешай мне, а то напишу что-нибудь не то и получишь пару.
- Пиши, пиши! – поняв, что перебрал со своими придирками, быстро ретировался я и удалился на кухню. Минут через тридцать сестра позвала меня.
- Санька, иди, читай своё сочинение и пододвинула ко мне тетрадь, исписанную аккуратным, явно девчоночьим почерком. Мой же подчерк был больше похож на каракули, старательно уложенные в тетрадные линии.
Справедливости ради, надо сказать, что в первом и во втором классе мои тетради часто выставлялись на стенде, как пример правильного и красивого почерка. Но со временем, моё правописание постепенно изменилось далеко не в лучшую сторону и стало таким, как есть.
Я взял тетрадь со стола и первым дедом пересчитал исписанные страницы. Их было пять.
- Ты что, обалдела, столько написать? И когда я успею это всё переписать?
- Санька, ты сначала почитай что написала, а потом уж критикуй, показывая на исписанную тетрадь, обиженно сказала сестра. А и в правду, что это я накинулся на несчастную сестру? Она для меня такое доброе дело сделала, а я ещё фыркаю!
Я лиру посвятил народу своему,
Быть может, я умру неведомый ему,
Но я ему служил и сердцем я спокоен.
Элегия, Н. А. Некрасов
Это был эпиграф к моему сочинению. От неожиданности у меня даже что-то в горле перехватило. Пришлось несколько раз сглотнуть слюну, чтобы продолжить чтение. Я с нетерпением начал читать дальше.
- Ну как, понравилось?! – торжествуя, спросила меня сестра.
Несколько секунд я сидел в оцепенении, не зная, что ей ответить и, одновременно примеряя всё написанное её к своим писательским способностям.
- Здорово, выйдя из оцепенения, промолвил я! – я так хорошо ни за что бы не написал.
- Вот то-то же, победно воскликнула сестра! - Слушай старших и всё будет хорошо!
В этот момент меня охватило двоякое чувство гордости: во-первых, за сестру, потому, что она такая умная и талантливая, а во-вторых, за себя, что я такой способный ученик, смог написать такое прекрасное сочинение. Наверное, самое лучшее в классе! Вот удивится - то Тамара Павловна?! И вправду подумает, что я талантливый мальчик! С этими мыслями я приступил к переписыванию сочинения, стараясь не наделать ошибок.
Часа два – три я старательно переписывал свое сочинения, представляя тот фурор, который наделает оно, зачитанное учительницей при всём классе.
И вот всё закончено, сочинение аккуратно переписано в новую тетрадь.
- Валь, проверь, пожалуйста, а то может опять ошибок там понаделал, передавая тетрадь сестре, - с мольбой в голосе произнёс я.
- Давай уж, двоечник, - с явным снисхождением произнесла сестра и взялась перечитывать мою писанину.
Спать в этот день я лег поздно, с явным душевным успокоением от законченного до конца дела. Но сон почему-то не шёл. Взбудораженный мой ум представлял, как завтра приду в школу, как самый первый сдам сочинение, и как на следующий день за него меня при всем классе похвалит учительница. На этих приятных видениях, наконец-то я провалился в мягкий, лёгкий туман крепкого детского сна.
Утром, как ни странно, я проснулся легко, в хорошем настроении, несмотря на то, что заснул очень поздно. И дорога в школу была не так утомительна. Хотя ходить приходилось по три километра в одну сторону, шесть раз в неделю. Три туда и три обратно. Итого - тридцать шесть километров каждую неделю, сто сорок четыре километра в месяц!
В школе с нетерпением я ждал урок литературы, когда можно будет сдать своё сочинение.
Томительно тянулись уроки алгебры, затем геометрии. И вот, наконец, прозвенел долгожданный звонок на урок литературы. Тамара Павловна вошла в класс своей неторопливой плавной походкой, присела на стул, открыла журнал и спросила дежурного, кого нет в классе. Записав что-то в журнале, поднялась со стула, как-то подозрительно посмотрела на нас и произнесла:
- К сегодняшнему уроку вы должны были написать сочинение на тему: «Мой любимый поэт».
- Надеюсь, все это сделали?! – она ещё раз осмотрела класс. В воздухе повисла напряжённая тишина. В этот миг мне казалось, что вот сейчас, весь класс услышит, как громко и часто стучит моё сердце.
- Попрошу сдать свои работы, - своим, не терпящим возражений голосом, произнесла учительница.
– Дежурный, собери тетради.
Дежурный прошёл по рядам, и через минуту стопка тетрадей с нашими сочинениями лежала с левой стороны учительского стола. А я в это время, не отрываясь следил за процессом сбора, мысленно стараясь угадать, где в этот момент находится моя тетрадка. И точно ли она попала в стопку лежащих на углу учительского стола тетрадей.
- Итак, поскольку вы написали домашнее сочинение, спрашивать вас я сегодня не буду, а перейдем сразу к новой теме: «Творчество великого русского поэта – Николая Алексеевича Некрасова».
От неожиданности я выронил из рук учебник литературы, и он с громким шлепком упал на пол.
- Тьфу, раззява, напугал! - вскрикнула моя соседка по парте Наташка и стукнула меня в плечо.
- Ты что? – спросил я и удивленно посмотрел не неё, не понимая, за что попал в такую немилость.
- Нечего книгами разбрасываться! – прошептала она.
- Так я же нечаянно.
- Вот и получил отчаянно!
- Ладно, проехали,- прошептал я, переводя разговор на другую тему.
- Ты знаешь, я, кажется, влип с домашним сочинением!
- Почему? – не поворачивая ко мне головы, спросила Наташка.
- Как почему? Мы только сейчас начали изучать Некрасова, а я уже закончил, и сочинение по нему успел написать! Целую неделю старался! Даже эпиграф подобрал!
- Ну и что с того?
- Как что? – разозлился я. – Получается, что я как бы вперёд паровоза влез!
- А кто паровоз-то? – удивленно спросила Наташка, переписывая в тетрадь домашнее задания по алгебре.
- Да это я так, образно выражаюсь.
- Ах, образно?! Ну, тогда не парься! Написал, так написал, все равно теперь уже ничего не исправишь. А раз не исправишь, так и нечего переживать! Завтра нам вернут сочинения, и всё узнаешь!
- Так-то оно так, но всё равно на душе тревожно,- задумчиво произнёс я.
Оставшееся до звонка время я просидел в каком-то отрешённом от реальности состоянии. Окружающее воспринималось мной как бы со стороны. Будто всё, что я вижу и слышу, происходило на большом экране.
Такое состояние неоднократно наступало у меня и раньше, в моменты больших эмоциональных перегрузок. Оно, как кокон, защищало мою неокрепшую психику. Поэтому не случайно, в четвёртом классе учительница написала в моей характеристике, что мальчик замкнут в себе.
Неожиданно раздавшийся громкой звонок, вернул меня в существующую реальность, и известил об окончании урока.
Чтобы как-то отвлечься от дурных мыслей о сочинении, на переменке я пробежал два круга вокруг школы. Но нехорошие предчувствия никак не покидали меня.
Вечером, после ужина, заметив мою неразговорчивость, сестра с иронией в голосе пропела:
– Что, Сашулечка, не весел, что головушку повесил?!
- Отвали, мне сейчас не до шуток,- выходя из кухни, парировал я на ходу.
- Ну ладно, не обижайся, расскажи что случилось,- переходя на серьёзный тон, спросила сестра. И я рассказал ей, что на уроке по литературе мы только сегодня начали проходить творчество Некрасова, а я уже сочинение о нём написал.
- Ну и что с того, - выслушав меня, возразила она. – А тебе в детстве папа с мамой разве не читали стихи Некрасова?! А в начальной школе разве ты не учил его стихи наизусть?! А подаренная тебе книга «Мороз красный нос», которую ты несколько раз читал, не Некрасов разве написал?! И не ты ли, братец, потом говорил, что стихи Некрасова очень душевные и легко запоминаются?! Тебе ещё привести аргументы, или достаточно?!
- Да ты всё правильно говоришь! Всё так! Но ведь училка этого всего не знает, да и зачем ей это надо знать - соглашаясь с сестрой, всё же неуверенно возразил я.
Умом я понимал, что сестра была права, да и Наташка правильно сказала «не париться», но состояние тревоги целый день почему-то не отпускало меня.
На следующий день моё волнение по поводу сочинения, вопреки ожиданиям, пропало. Я стал чувствовать себя как-то спокойнее. Ко мне вернулась прежняя уверенность в себе. Очевидно, доводы сестры окончательно развеяли все мои сомнения относительно «моего любимого поэта».
На следующий день урок литературы был по расписанию вторым и начался как обычно. Тамара Павловна спросила кто дежурный, затем кто отсутствует, записала что-то в журнале и достала из своей сумки стопку тетрадей.
- Дежурный, раздайте тетради, – не отрывая взгляда от журнала, произнесла учительница.
- Сегодня разбирать сочинения не будем, вместо этого займёмся повторением пройденного материала, а если у кого-то будут вопросы, разберем их на следующем занятии.
- А сейчас, чтобы удовлетворить ваше любопытство, даю вам три минуты!
Боже! Когда же, наконец, я получу свою долгожданную тетрадь?! Не успел я закончить свою мысль, как дежурный Генка Ивачёв протянул мою тетрадь. Взяв её в руки, я вдруг вновь ощутил сильное волнение. Сердце начало так колотиться, что казалось, вот-вот выскочит из груди. Пересилив волнение, начинаю перелистывать страницы. Первая – чисто, вторая – тоже чисто, третья – одна ошибка, четвёртая – чисто. А на пятой странице…, не верю своим глазам. Посередине, старательно выведенная учительской рукой, красовалась жирная двойка с припиской: «Не пиши, чего не знаешь»!
Через много-много лет, вспоминая этот курьёзный эпизод, я написал:
Как часто в жизни ты не знаешь,
Где что найдёшь, где потеряешь.
И получил я «два» за опус сей
С припиской «не пиши, чего не знаешь»!
А тогда, мне было не до шуток. Я потерял не только дар речи, но и способность к осмыслению случившегося. Тупо созерцал всё происходящее в классе и ничего не мог понять. Состояние отрешенности снова ненадолго охватило меня, и я спрятался в свой защитный кокон.
Очнулся я только тогда, когда почувствовал лёгкий толчок в бок.
- Эй, ты где?! – услышал я шёпот Наташки.
- Чего замер как истукан?!
Я молча пододвинул к ней свою раскрытую тетрадь.
- Вот тебе и паровоз!? – тихо, в пустоту, произнёс я.
- Да, не повезло! – с сочувствием произнесла Наташка.
Пройдёт какое-то время, прежде чем я усвою одну важную для себя вещь о том, что из любого, даже отрицательного, результата можно сделать полезные выводы. Это как в науке – «метод проб и ошибок»! Ошибаясь, ты неизбежно приближаешься к правильному выводу!
И этот правильный для себя вывод я тогда сделал. Впоследствии, он стал моим жизненным принципом, которому следую я и по сей день.
Суть его проста: «Если хочешь, чтобы дело было сделано хорошо, сделай его сам»!
А. П. Богданович
Апрель, 2020 г.
Моя сестра Валентина