Люди и Время. Александр Александрович Ежевский

                                                                          Александр Александрович Ежевский

   Сколько угодно можно читать справочники, научные и исторические материалы, но самое интересное – это свидетельства, рассказы людей, которые трудились в разные периоды жизни Приангарья и сами творили историю, строили, воевали, поднимали народное хозяйство, развивали науку и культуру. Они разные, отличаются по убеждениям и взглядам, но все оставили свой след на сибирской земле.
    Мы пьем чай в нашем иркутском землячестве, говорим о романсах, слушаем разных исполнителей из коллекции Александра Александровича Ежевского. Боже мой, сам Ежевский, видный государственный деятель, министр тракторного и сельскохозяйственного машиностроения СССР, рассказывает нам разные истории создания романсов. Звучит «Я помню чудное мгновенье». В который раз проникаемся чувствами Пушкина к Анне Керн в ссылке, в Михайловском. По удивительному сплетению судеб Михаил Глинка через много лет встретил дочь Анны Петровны Катю и на стихи Пушкина, которые ему передала Анна Петровна, создал романс. Так родился шедевр на все оставшиеся века.
Увлечение Александра Александровича романсами привело к созданию коллекции, в которой только виниловых пластинок 2,5 тысячи. Книги, видеокассеты, DVD. О романсах он знает все и делится своими знаниями с друзьями и коллегами. Его специально приглашают в разные общества, чтобы он провел встречу о русском романсе.

                               
                                                                    С ведущей интервью Людмилой Кривомазовой

    Как и когда пришло к нему это увлечение романсом?
   Оказывается, во время войны на авторемонтный завод в Иркутске, к ним, рабочим, прямо в цеха на обеденный перерыв приходили артисты эвакуированного Киевского театра оперы и балета (они работали в здании нынешней Иркутской филармонии) и давали концерты, минут на 30–40. Пели украинские народные песни и романсы. Тогда и появилась у молодого человека любовь к романсам.
В его коллекции – пластинки с автографами Аллы Бояновой, с дарственными надписями Изабеллы Юрьевой, и все они сделаны при личных встречах. Так что увлечению Александра Александровича 70 лет.
Он всегда цитирует Бориса Васильевича Асафьева, композитора и историка, автора балета «Бахчисарайский фонтан» и «Пламя Парижа»: «Романс – это особый и прекрасный мир несбыточных чувств, глубоких мыслей, подлинных страстей и жизненных идеалов. В романсе как в лирическом жанре раскрывается все богатство внутренней души человека. В романсе музыка усаливается эмоциональным и психологическим содержанием стихов».
– У нас были хорошие связи с театром, – говорит Александр Александрович, – завод шефствовал над театром, помогал делать декорации, другую помощь оказывал. Специально для молодых замечу: раньше шефами называли не начальников, а целые коллективы, которые брали шефство над театрами, учебными заведениями, пионерскими лагерями, школами.
   Я был на всех премьерах Киевского театра, где работали выдающиеся артисты: Погоржельский, Зоя Гайдай, Николай Лаптев, Николай Гнатюк. Романсы я не пел, больше слушал и подпевал. Но зато я танцевал и бил чечетку, «Яблочко», «Лезгинку» плясал. Участвовал во всех смотрах самодеятельности. Еще сейчас спляшу «Цыганочку». Я всегда в самодеятельности участвовал, в студенчестве даже был учителем танцев. Когда к нам пришли европейские – фокстроты, танго, нас, участников городской художественной самодеятельности собрали в Иркутской оперетте, обучили, а потом мы сами занимались с желающими танцевать. Тогда ведущим артистом оперетты был сам Николай Загурский, чье имя носит сегодня Музыкальный театр. Он долгое время возглавлял Иркутский театр музыкальной комедии, много сделал для развития культуры. …Музыка исцеляет, это эликсир жизни. Танцы и музыка помогали преодолеть трудности военного, послевоенного времени. К тому же мы были молоды, энергия била ключом. И вот когда в школе №12 у Московских ворот я учил старшеклассников танцевать, нашел свою любовь. Она была десятиклассницей. С Верочкой мы прожили всю жизнь, воспитали детей и внуков.
   Друзей у меня было много и товарищей. С той поры у меня остался друг – Зубарев Борис Матвеевич, человек героической судьбы, фронтовик, летчик-истребитель, знаменитый геолог. В детстве мы с ним голубей гоняли. Познакомились, когда ему было шесть лет, а мне – десять. Такие сорванцы были! Я на Подгорной жил, а он на 3-й Советской, и когда младших ребят обижали, мы их защищали.

                                                
                                                           С другом детства Борисом Матвеевичем Зубаревым

– Какое ваше самое любимое место в Иркутске?
– Сад Парижской Коммуны, там была танцплощадка на берегу Ангары. Сейчас это бульвар Гагарина. Летом мы танцевали там под духовой оркестр. А зимой – в Доме офицеров или в Театре оперетты.
– Даже когда директором завода были, тоже успевали плясать?
– Во всяком случае, на Алтае, куда был эвакуирован во время войны Харьковский тракторный завод, я участвовал в художественной самодеятельности. А на Алтай я был направлен из Иркутска, когда мы вывели на проектную мощность Иркутский автосборочный завод. Начало было интересным. Представьте, капустное поле, мы с секретарем горкома Борисом Николаевичем Коблевым приехали на это поле, срезали вилок капусты, бросили его, как мяч, подальше: здесь будет автозавод. (Конечно, был проект, бросок капусты – это чисто символический жест был). И построили завод, за полтора года, я был первым директором. Выпускали сто автомобилей в сутки. Меня наградили орденом и отправили на Алтай в 1951 году возглавить Алтайский тракторный завод. Два года проработал, направили в Ростов директором завода «Ростсельмаш». И оттуда я получил назначение замминистра.
– У вас всегда была очень напряженная и ответственная работа. Как вы отдыхали?
    – В выходные дни обычно я ездил на мотоцикле, зимой катался на коньках, лыжах и, конечно, постоянно слушал музыку, посещал театры и танцы.
   Когда работал на автосборочном заводе, то осенью, в выходные, мы заказывали десять автобусов и вместе с рабочими, мастерами ездили в тайгу за шишками. Каждый по три мешка шишек набирал. С фруктами в Сибири тогда было плохо, зато в кедровых орешках витаминов много. Выезжали за ягодами, за грибами. Сибирский груздь не то что московский. Черника, голубица, брусника, облепиха в Сибири – это совсем другая ягода, гораздо вкуснее, чем в других местах.
– Вы оптимистичный человек. Были тяжелые моменты в жизни?
– Были трудные, очень трудные моменты. Но мой девиз: смотри всегда вперед. Конечно, смотря вперед, нужно оглядываться назад, без этого невозможно. Оглядывайся назад, изучай старый опыт, но всегда смотри вперед. Тот, кто смотрит вперед, никогда не стареет.
   А так, конечно, были тяжелые времена. К примеру, приехал на «Ростсельмаш», план не выполняется, завод испытывает трудности. Крупнейший в мире завод сельхозмашиностроения и оказался в прорыве, плохи дела. А что такое «Ростсельмаш»? Это 250 тысяч жителей городских, связанных с заводом. Надо было найти в себе силы, проанализировать ситуацию, наметить пути выхода, увидеть подводные камни, где их обойти, где поднажать, где смягчить… Справились.
– Александр Александрович, расскажите о своих наставниках и учителях.

                                                         
                                                                                             Годы учебы

– Наш Иркутский завод был филиалом Горьковского автозавода. По части организационной работы многому я научился у директора Горьковского автозавода Хламова Григория Сергеевича. Он потом стал министром, а я у него первым замом. В институте мне посчастливилось учиться у выдающихся ученых. Например, теоретическую механику преподавал Петр Петрович Лукин, блестящий ученый, превосходный преподаватель, в свое время профессор Артиллерийской академии Генерального штаба еще при царе. На физико-математическом факультете Бакинского университета у него учился Лев Ландау. Петр Петрович был сослан в Сибирь, преподавал нам в институте. Автор теории динамики точки… Помню, как он стремительно входил в аудиторию, надевал лайковые перчатки и мелом писал на доске разные формулы. Буквы и цифры – строем, как по линейке. Одна наша студентка вышла к доске, неровно написала сигма икс, он ее заставил всю тетрадку исписать, пока не научилась ровно ставить знаки. Профессор был грозой студентов, но его уважали.
На заводе Куйбышева я начинал с профессии рабочего, там же закончил рабфак. Я был учеником токаря, учеником Непомнящего Василия Степановича. У токаря все инструменты должны быть на своих местах. Однажды я положил ключ на шлифованную станину, Василий Степанович этим ключом меня по пальцам так ударил, что до сих пор на одном пальце отметина, он мне его переломил. Каждая вещь должна лежать на определенном месте! Вот так!
   – А где же ключ должен был лежать?
   – На деревянной дощечке или на резиновом коврике ключ должен лежать. А тут эта дощечка соскользнула, и я ключ положил прямо на станину, чем мог поцарапать, испортить ее.
 Так вот, когда я стал министром и приходил в цеха металлообработки, мастера кричали рабочим: убирай ключи, министр идет!
   – Да, научили вас порядку…
   – Порядок должен быть во всем. Вот у меня в музыкальной коллекции 2,5 тысячи пластинок, 800 кассет, и я вам за несколько секунд найду нужную. Потому что у меня все систематизировано. А некоторые коллекционеры скажут: давай послушаем эту песню или арию, и начинают долго искать – где-то тут у меня она… Интерес теряется, говоришь: да, ладно, не ищи.
   Вот школа! Да, тяжелая, но уроки усваиваешь на всю жизнь! Когда в младших классах линейкой по рукам били, в угол ставили, это и плохо, и хорошо. Если за дело вовремя ударить по рукам, человек навсегда запомнит. Это хорошо. Так вот, мой наставник Непомнящий Василий Степанович довел меня за полгода от ученика до токаря шестого разряда. Это небывалый факт! Обычно требуется не меньше двух лет. Он открыл мне все секреты профессии. Есть такие наставники, кто не открывает до конца тайны мастерства, а он щедро делился знаниями, они, наверное, и ему не так просто достались.
   Моя школьная учительница Анна Адамовна первая приучила к порядку. Своим учителем считаю Бориса Николаевича Кобелева, первого секретаря Иркутского горкома партии. Он после работал первым в Новосибирске. В Новосибирск, этот важный для страны город, где был сосредоточен научный потенциал, назначали людей только за большие организаторские способности, за талантливую работу.

                                                                
                                                                      А.А. Ежевский – директор Иркутского
                                                                                 автосборочного завода

   … Вот, пожалуй, те личности, которые оказали на меня влияние. Научили порядку, дисциплине. Одни учили работе с людьми, другие – принципам. Не хватать верхушки, понять основу, закопаться в глубину вопроса, а не скользить по поверхности. Не стесняться спрашивать, больше слушать и не думать, что ты больше всех знаешь. Эти простые вещи трудно даются на практике.
    – Ваши дети берут с вас пример?
  – Во всяком случае сын пытается, внук прислушивается. Сын окончил автомеханический институт, Академию внешней торговли, в совершенстве владеет английским языком и хорошо знает японский, он по четыре года отработал в Америке и в Японии.
   – Есть люди, которые, в свою очередь, вас называют учителем?
   – Министр станкостроения Николай Александрович Паничев, кроме как учителем, меня никак не называет. Я старше его, 26 лет был членом правительства СССР, пять раз депутатом Верховного Совета СССР.
   – Когда руководишь большим коллективом, только жесткость нужна?
   – Не только жесткость. Нужна еще и человечность. Интересный случай был, связан с Председателем Совета Министров СССР А.Н. Косыгиным. Меня только-только назначили заместителем министра сельхозмашиностроения. Алексей Николаевич Косыгин (тогда он еще был министром легкой промышленности) звонит моему министру, Акопову Степану Акоповичу: «Я еду в Ташкент, меня интересует сбор хлопка. Дай мне в провожатые человека, который у тебя занимается хлопкоуборочными машинами». А я хлопок в жизни никогда не видел. Я сибиряк, откуда я могу знать хлопок! Это я и сказал Степану Акоповичу, но он не стал слушать меня. Отправил с Косыгиным, и все тут.
Мы летим в Узбекистан, садимся вечером в Ташкенте, Косыгин в гостиницу, а я – на завод «Ташсельмаш». Говорю специалистам: за ночь вы должны обучить меня технологии возделывания хлопка, к утру я должен быть подкован. Такая вам задача. Мы сначала прошли по заводу, посмотрели производство, затем поехали на хлопковое поле. Ночь, машины фарами светят, мне показывают, как растет хлопок, какое междурядье, какое раскрытие хлопковых коробочек, методы уборки, всю технологию и узкие места техники объясняют. В общем, за ночь я не сомкнул глаз. А мне конструкторы открыли такую изюминку насчет горизонтально-шпиндельной машины: устройство шпинделя надо как-то изменить, чтобы техническая проблема была решена, то есть показали узкое место.
   …Утром едем на поле. Косыгин с конструкторами ведет разговор, я помалкиваю. Потом, когда он спросил по теме, я сказал, что нужно решить вопрос с этим шпинделем. Он удивился: откуда вы такую тонкость знаете? Ну я и ответил, что всю ночь не спал, готовился к сегодняшнему дню. «Молодец, – сказал Алексей Николаевич. – Вот это я понимаю, ответственность! Одно то, что вы всю ночь разбирались и ухватили главное, – уже похвально». Вот так прошла наша первая встреча. А потом, когда я стал министром тракторного и сельхозмашиностроения, мы каждую среду встречались на рабочих совещаниях. Мы с ним много проблем решили, например, нам сельхозмашиностроителям, он поручил разработку трактора для трубоукладки, и мы на Чебоксарском заводе этот трактор создали. Он всегда шел навстречу чебоксарским машиностроителям в решении социальных вопросов. По их просьбе я приносил Косыгину письма-прошения, и он без слов ставил свою подпись то на строительство детских садиков, то на ремонт и строительство дорог.
   Путевку в жизнь мне дал Иркутск, – говорит Александр Александрович. – Поскольку жизнь побросала меня по стране, я теперь имею отношение к трем землячествам (Иркутскому, Алтайскому и Ростовскому), но самое родное – иркутское. В Иркутске похоронены мои родители, и я с самолета обычно сразу еду к ним на кладбище.
     – А что дает вам землячество?
   – Мы вспоминаем историю, встречаемся с друзьями, товарищами. Это островок родины на московской земле. Землячество много дает для настроения, ощущения себя, это не просто слова о роскоши человеческого общения. Землячество сближает, объединяет. Приятно вспомнить былые дни, и иркутяне, оказавшись в Москве, знают, что есть дом, куда можно прийти. Антонина Михайловна Перекальская, которая долгое время возглавляла наше землячество, рассказывала мне, как собрались Алексей Иванович Хворостухин, первый секретарь обкома, Кравченко Юрий Александрович, Антонина Михайловна и решили создать наше землячество. Они сделали большое дело, спасибо им!
Многие получали закалку на иркутской земле.

                 Москва, 19 сентября 2012 года. Губернатор Сергей Владимирович Ерощенко и  председатель  законодательного  собрания   

                 Людмила  Михайловна  Берлина награждают  Александра Александровича  Ежевского   знаком  общественного поощрения  

                           «75  лет  Иркутской  области» в зале Славы на Поклонной горе, Во время Дней Иркутской области в Москве.

   У меня есть очень яркие воспоминания о первой встрече с Алексеем Ивановичем Хворостухиным, одним из создателей нашего землячества. Он тогда работал вторым секретарем Иркутского обкома (Ефимов Александр Павлович был первым секретарем). Телевидения не было, и в лицо руководителей мы особо не знали.
   …Директор авторемонтного завода в отпуске, я, как главный инженер, провожу оперативное совещание. Разбираем наши дела, выставляем требования к начальникам цехов, анализируем ситуации. Входит в кабинет высокий красивый мужчина. Я думаю, заказчик, наверное, вошел, пусть подождет. Он присел, сидит, слушает. Не прерывает, не представляется. Заканчивается совещание, он подходит, говорит: «Я Хворостухин, второй секретарь обкома партии. Не беспокойтесь, не волнуйтесь, давайте по заводу пройдем, посмотрим, как рабочий класс живет, как люди работают».
   Я заволновался, конечно. Мне было 27 лет, а ему лет сорок. Много времени прошло, а я до сих пор вспоминаю – такое приятное впечатление произвела на меня та прогулка по цехам. С людьми он общался просто и мне показывал, дескать, не обращай внимания, что я начальник. Рабочим тоже говорил: не смотрите, что рядом главный инженер, рассказывайте все, как есть. Он пытался истинное положение дел узнать, был не из тех, кто ходит по ковровым дорожкам. Алексея Ивановича больше жизненные вопросы интересовали: зарплата, условия труда, безопасность. Так мы и познакомились. Потом мы встретились с ним в Москве, когда он был первым секретарем Тульского обкома партии. Продолжали общаться, когда я был министром, а он работал в Госснабе. У нас были хорошие дружеские отношения. Мы часто вспоминали ту первую встречу в Иркутске. Алексей Иванович пользовался большим авторитетом, потому что был человечным. По городу гулял один, заходил в магазины, смотрел, как там дела. При нем в Иркутске мы начали строить трамвайное сообщение в конце войны. Это был умнейший человек, талантливый организатор. Послевоенное очень трудное было время, время восстановления народного хозяйства.
      – У вас богатый опыт. Он востребован сегодня?
    – Нет, к сожалению. Возьмите мою родную тракторную промышленность. Ее практически ликвидировали. Россия в 1990 году производила 214 тысяч тракторов, в прошлом году сделала 3 тысячи штук! Производство тракторов уменьшилось к уровню 1990 года в 12 раз (а отечественных в 70 раз!).
    К 2010 году из четырех тракторных заводов прекратили производство три, а гигант первых пятилеток Волгоградский, производивший в сутки до 350 машин, выпустил в 2012 году всего лишь 26 штук сельскохозяйственных тракторов.
   О неблагополучном состоянии отечественного сельхозмашиностроения по нашим письмам был дан ряд поручений (правительства, Госдумы). Но они до сих пор остаются не выполненными.
  Значительно сокращен производственный потенциал в электронной, приборостроительной промышленности, станкостроении и других отраслях машиностроения.
   Меня возмущает, что богатейшая Иркутская область, которая имеет и золото, и алмазы, и уголь, и электроэнергию, и нефть, является дотационной. Дерипаска из 100 миллионов 40 миллионов увозит на Каймановы острова. В Иркутске остается 30% налогов. Надо пересматривать налоговую политику. В голове не укладывается, что два алюминиевых завода – Братский и Шелеховский – могут принадлежать одному Дерипаске. Сейчас, конечно, трудно изменить ситуацию, пересмотреть итоги приватизации, но налоговую-то политику менять нужно! Недавно Всемирный банк и Price Waterhause coopers выпустили очередной доклад Paying takes 2013 оценивающие налоговые условия в разных странах. Налоговая нагрузка в России оценивается в 54,1% от прибыли. В среднем по миру 44,7%; в ЕС – 42,6%, в Азиатско-Тихоокеанском регионе – 36,4%. Разве допустимо такое положение в России. Вот вам и «конкурентоспособность».
     – А вы много накопили за свою жизнь?
   – У меня хорошая квартира, хорошие дети. Хорошие внуки. Вот мое богатство. И общение с коллегами, друзьями. Я по-прежнему много работаю, я помощник депутата в Государственной думе, почетный академик Российской академии сельскохозяйственных наук, главный научный работник ГОСНИТИ. У меня полный рабочий день. Востребованность есть, но результативностью я не доволен. У нас, у бывших министров, существует общественная организация, ее возглавляет министр станкостроения Николай Александрович Паничев, который всех нас моложе. Мы периодически собираемся, обмениваемся мнениями, вспоминаем. Анализируем современные проблемы. Но наши рекомендации пока идут в корзину.
Очень обидно. Опыт всех старых министров не востребован. А какие имена, какие глыбы: Козловский Е.А., Бусыгин М.И., Месяц В.К., Черноиванов В.И., Паничев Н.А.
   Какая бы система ни была, есть методы работы на все времена и на любую систему. Возьмите управление качеством. Системный подход управления качеством нужен и для электронной, и для космической промышленности. Разве Сергей Павлович Королев, конструктор космических ракет, который жил в другой политической системе, не использовал эти методы? Далее. Прекратите издеваться над частной собственностью. Почему вы кредиты даете под 14–15%? У капиталистов, на которых мы сегодня равняемся, 2–3%. Причем на Западе дают долгие кредиты, а вы короткие.
   – Лет 20–25 назад новые лидеры считали, что ничего из старого опыта не нужно, мы будем строить новое общество. Сегодня можно уже делать выводы. Так что же мы построили?
   – Никто не знает.
   При социалистической системе были недостатки, но была четкая цель и ясная задача, четкое планирование. Уход от планирования – это глупость! Японцы планируют, американцы планируют, все планируют. А мы объявили рынок и устроили хаос. В Японии в управлении планирования работает 1950 человек! У нас есть министерство экономики, которое спорит, 3,2% или 4,3% процента… Рузвельт вывел страну благодаря новой своей концепции, что рыночными процессами необходимо управлять! А мы все на рынок, как на господа бога надеемся, дескать, он сам все по местам расставит. Какая у нас система, никому непонятно. Цели нет! Куда мы плывем, сами не знаем! Если нет пристани, то и попутный ветер не поможет. Никакой компас не поможет. Что мы строим? Капитализм, государственный капитализм, что? Давайте сформулируем. Ученых никто не слушает. Мы подняли самолет в воздух, а где аэродром, где этот самолет посадить, не знаем. Это первая наша проблема. Вторая – нет четкой программы действий. Мы прекратили планирование. Я признаю, что в советское время было слишком жесткое планирование, такого не нужно. Но планировать нужно! Третье. У нас нет ответственности. У нас может произойти все что угодно. Любая катастрофа. И никого не накажут. Теплоход «Булгария». Подлодка «Курск». Сплошная безответственность.
   Надо было из советской системы взять лучшее. Да, мы строили социализм-коммунизм. Не построили. У нас были пятилетки. Да, мы не все выполняли, но ориентир-то был. Сейчас его нет. Один за другим взрываются склады, гибнут солдаты, и никого не наказывают. Нет профессионализма. Когда кардиолог занимается селом, это ненормально. Давайте посмотрим, есть ли в правительстве хоть один инженер. Обороной занимался мебельщик. Нет кадровой политики. В наше время, чтобы стать министром, надо было поработать замминистра, директором предприятия, пройти школу от бригадира, от рабочего. Надо было все ступени пройти. Вот тогда ты что-то смыслишь и в жизни, и в управлении страной и людьми. Редкие случаи были, когда ставили на высокие должности руководителей, пропустивших ступени роста. Например, в хрущевское время гремел на всю страну совхоз в Липецкой области. Воловченко, директора совхоза, назначили министром сельского хозяйства. Не получилось! А был отличным руководителем совхоза! Почему не получилось? Потому что прошел не все ступени жизненной школы. Совхоз – это одно. А министерство – это совсем другое. Иной кругозор, иное мышление.
   – Вы долгожитель, современник нескольких поколений наших граждан. Какое время было для вас самым счастливым?

                                          
                                                Москва, ноябрь 2012 года. Александр Александрович Ежевский

   – Самое счастливое время – это молодость, какой бы трудной она ни была. Это время становления человека, время любви, дружбы, обучения урокам жизни. Прожив долгую жизнь, вместе со страной пройдя разные этапы, я считаю, что все равно возобладают не личные интересы отдельной группы людей, а интересы нашего общества, интересы граждан.

   – Мы тоже получили от вас урок, Александр Александрович: чего бы это ни стоило, идти вперед!