- Главная
Поэт Широглазов Андрей Геннадьевич
РОССИЯ НЕДЕЛИМА
-
как море, как река, как небо над рекой.
Как в небе облака, мы проплываем мимо
отеческой земли, влекомые тоской.
-
который завещал холопам и царям
всё время помнить, что Россия неделима,
покуда хоть один в ней остаётся Храм.
-
И пусть нас разнесло по разным берегам –
мы всё равно одним считаемся народом
и молимся одним святыням и богам.
-
и норовят враги нас сбросить со счетов.
Пока Россия в нас – Россия неделима
на Таллинн и Тифлис, на Питер и Ростов.
-
Они нам – не указ, и мы им – не указ.
Мы – русские в душе, мы верим, как умеем.
И Господи, прости неверующих в нас.
-
А мы уж как-нибудь сквозь тернии и тьму
туда, где навсегда Россия неделима,
где нас не разлучить вовеки никому.
У ПЕРЕПРАВЫ
-
в цвет моих седин.
У паромной переправы
я стою один –
инженер, квартиросъёмщик,
депутат и проч...
Перекинь меня, паромщик,
через эту ночь.
Там, за сухонским туманом,
почитай, лет пять
на погосте деревянном
спят отец и мать.
Помню – звали: «Где ты, Вовка?
Прилетишь аль нет?»
Но... загранкомандировка
в город Эрденет.
Но... заботы и проблемы.
Но... сплошные «но».
Не касался этой темы
я давным-давно.
И пока судьба крутила
жизни жернова,
на родительских могилах
выросла трава,
покосились и осели
скромные кресты...
Эй, паромщик, в самом деле,
что же медлишь ты?
Тишина. Лишь что-то шепчет
Сухона-река,
да от холода все крепче
давит грудь тоска.
Пала изморозь на травы.
Сыро и темно.
-
нет давным-давно.
ДИАЛОГ ЧАЦКОГО С ЛАКЕЕМ
-
– Началось...
Зачем кричать? Карета – у порога.
– Прочь из Москвы!
– Да, барин, ради Бога,
коль вам в столице места не нашлось,
езжайте в Тверь. Из детского протеста.
Но только, барин, думается мне:
вам и в Твери уже не будет места,
и дальше – в Пошехонской стороне...
Куда же вы собрались на ночь глядя
без котелка, накидки, без сапог?
Уже ли ваш любимый старый дядя
в тверских краях не в шутку занемог?
Ах, полноте, вам родственные узы
едва ль знакомы. Книжные тома
вы не привыкли почитать обузой,
и вот вам горе – горе от ума.
Ах, всё-то вы в сомненьях и печали,
в двугривеннике видите алтын.
А вашу Софью тискает Молчалин,
красивый и настырный сукин сын.
-
– Подаю!
Помчитесь в Тверь или куда подальше?
От женской лжи?
Великосветской фальши?
Я удивляться вам не устаю...
Ну где же вы видали честных дам?
В каких таких далёких заграницах?
А судьи – что в деревне, что в столицах
привержены к неправедным судам.
Так стоит ли искать по белу свету
для чувств своих укромный уголок?
– Прочь из Москвы!
Карету мне, карету!
– Ах, зря вы не прислушались к совету.
Вот ваши сапоги и котелок...
ПОСВЯЩЕНИЕ ПРЕДКАМ
-
на то, как я спешу, грешу и пачкаю тетради,
Макар Попов, Лука Попов и Африкан Попов,
и Широглазовы – Иван, Маркел, Трофим, Геннадий.
Мне 36. Я мастодонт, легенда, корифей,
но мимо станции Зима я проезжаю, плача:
здесь был расстрелян прадед мой – Таюрский Тимофей,
и все регалии мои тут ничего не значат.
-
спешит сибирская Ока в мою ворваться фразу.
А где-то там, в лесном краю, лежит село Уян,
где каждый третий до сих пор, представьте, Широглазов!
Я не был там, я не был там, представьте, никогда.
Представьте, не был никогда, да и уже не буду.
Я разменял свои года без всякого труда
и сдал на склад свои года, как винную посуду.
-
мне с Вологодчины до них никак не дотянуться.
Не ждёт меня моя родня – я для нее чужой.
Ну, как я мог с роднёю так в пространстве разминуться?
О, боже мой, я за собой не сжёг своих мостов.
Не покидайте же меня, прошу вас, бога ради,
Макар Попов, Лука Попов и Африкан Попов,
и Широглазовы – Иван, Маркел, Трофим, Геннадий!
ЗАСАДНЫЙ ПОЛК
-
Века в своём теченье бестолковом
Разбились на протоки. Их уже
И дети – вброд, и турки – на рысях…
Я – командир Засадного полка
На вечном русском Поле Куликовом.
Сижу в кустах на дальнем рубеже
И чувствую, как в горних воздусях
Рождается божественный наезд
На ту свинью, которая не съест…
-
По волоку летят автомобили
(И рать моя от мысли увядает,
Что их не нужно волоком волочь),
И каждый третий выпитый стакан
Вгоняет в кровь пассивное бессилье,
А утренняя чаша не «вставляет»,
А лишь усугубляет нашу ночь.
А в сумерках славянская душа
Из «гой еси» перетекает в «ша!»…
-
Кириллица утратила апостроф.
И в Киеве адепты чуждой веры
В Софию тащат старого «батька».
Непрядва Стиксом булькает в кустах,
Ругая куликов и алконостов,
Туристов, гусляров и браконьеров.
И ратников Засадного полка.
И лишь монах-верижник из Твери
Задумчиво хрустит картошкой-фри…
-
Явиться в мир спасительной дружиной,
Пружиной часового механизма
С запястья седовласого Творца…
Но даль пуста. И каждая верста
Недостижимой кажется вершиной
(Не то чтоб выше пика Коммунизма,
Но и не ниже труб Череповца).
-
То ум вскипит, то ноги затекут…
-
И шастанье в карман за нужным словом…
На самом деле мы готовы с детства
Пройти свои верижные пути…
Я – командир Засадного полка
На вечном русском Поле Куликовом.
И никуда от этого не деться…
И никуда при этом не уйти…
Ведь всё равно какой-нибудь Мамай
Услышать должен наше «Не замай!»…
-
Славян не заточить на Рюген-остров…
И пусть века в теченье бестолковом
Распнут страну на западном кресте,
И пусть над нами кружит дельтоплан,
Кириллица утратила апостроф,
А шастанье в карман за нужным словом
В конце времён приводит к немоте –
Настанет час, и полк шагнет вперёд:
За Веру, за Россию, за народ…
ПАМЯТИ РУБЦОВА
Поэт надевает пальто
и тихо уходит из дома,
где всё абсолютно знакомо
и всё абсолютно не то.
Он чёлку сметает со лба
и сам понимает едва ли –
в какие нелепые дали
ведёт его злая судьба...
Как страшно кричат поезда...
Наверное, это к поминкам.
Поэт разбивает ботинком
осколки январского льда.
Он слишком устал от тоски,
чтоб вытравить эту усталость...
И всё, что поэту осталось –
пинать ледяные куски.
Заполненный рифмами мозг
колотится бешено в темя,
и медленно капает время,
как в блюдечко капает воск.
Дома исчезают во мгле,
хрустит под ногами дорога...
Поэту осталось немного
скитаться по этой земле.
УКРАИНСКОМУ ПОЭТУ N.
Мы по разные стороны всех баррикад,
Мы ночами воюем в «Facebook»е.
Ты вчера положил на военный парад,
Приспустив для наглядности брюки.
Для тебя я подонок, москаль, оккупант…
Но, ты знаешь, как это ни странно,
Всё равно я прощаю тебя за талант
И за то, кем ты был до майдана.
Ты стихи удалил из российской сети,
Не последовав добрым советам,
Чтобы дальше вперёд горделиво идти
Через жизнь украинским поэтом.
Ты уже идеолог, пророк, подписант,
Ты взываешь к бойцам талибана.
Всё равно я прощаю тебя за талант
И за то, кем ты был до майдана.
Мы когда-то гуляли за общим столом,
И общага качалась и пела.
И твой дед (я же помню!) погиб под Орлом
За святое, за общее дело.
Ты же песни писал про российский десант –
Ведь не ради ж бабла и стакана…
Всё равно я прощаю тебя за талант
И за то, кем ты был до майдана.
И, вращаясь в своем «колорадском» кругу,
Я, как прежде, пою по общагам
И представить тебя до сих пор не могу
В сапогах под бандеровским флагом.
Для тебя я подонок, москаль, оккупант…
Но, ты знаешь, как это ни странно,
Всё равно я прощаю тебя за талант
И за то, кем ты был до майдана.
РОДИНА
Остальное – зола и тлен.
Не раздует мою усталость
Ветер путинских перемен.
А когда случится беда,
Только Родина и поможет
Пережить мои холода.
Разметает родной язык,
Только Родина и ответит
Мне на мой отчаянный крик.
Разменялось вслед за страной…
Только Родина и осталась...
Только Родина и осталась...
Только Родина и осталась...
...Но она осталась со мной.
Страницы:
- 1
- 2
